– Добрый день. Я так понимаю, вы Игорь Львович, инспектор. – Спартак пожал руку инспектору. И, в свою очередь, показал удостоверение.

– Зд’авствуйте, Спа’так Палладович.– радостно откликнулся на приветствие инспектор.

– Ну вот, Анжелика, мы тебя предупреждали. Сама виновата. Ладно, я сейчас подойду. У меня к тебе тоже есть разговор. – Римадзе вышел, а Игорь Львович стал что–то писать.

Прошла ещё одна неделя. Та же пионерская комната. Только в ней теплее, чем было в первый раз. Уже дали отопление. На окнах раскинул свои стволы, покрытые яркой зеленью и розовыми цветочками Мокрый Ванька. Рядом развесил свои длинные пёстрые листья хлорофитум. Но остался прежний запах краски. На столе в вазе стоял шикарный букет из веток голубики. Среди круглых как пятаки листочков висели синие горошины. Было всё по-домашнему мило и уютно, а за окном барабанил поздний дождь.

Уроки в первой смене уже закончились. В пионерской сидят трое. Анжелика «мучительно» вспоминает, где она была во время пропусков. Вид у Анжелики самый что ни на есть «рабочий». Она почти лежит на столе, опершись головой на правую руку. И несмотря на то что ей уже неоднократно делали замечание, она позу так и не изменила. В левой руке у неё карандаш, которым она пытается записать даты, перечисляемые Игорем Львовичем. Но левая рука слушается плохо, и почему-то ничем не прижатый лист упорно ускользает по лакированному столу. Римадзе отмечает, когда они снимали её с уроков. Игорь Львович спрашивает:

– Итак, шестнадцатого сентяб’я. В этот день ты вообще не появилась в школе.

– Я же не могу всё вспомнить…

– Зато я могу, – вмешался Римадзе.– В этот день был так называемый захват школы. Анжелика, сядь нормально, хватит кривляться. Уже битый час с тобой тут сидим. И всё без толку.

– Да-а-а… Надо же, какая феноми-не-нальная память. – «восхитилась» Анжелика. – Вы чего тут надо мной командуете?

– Куда ты пошла после захвата школы? – спросил Игорь Львович, стараясь не реагировать на поведение девочки.

– Домой!

– А посему не в школу?

– А ’азве в школе были у’оки?

– Не г’уби! – терпение инспектора явно подходило к концу.

– А я и не г’ублю.

Игорь Львович резко встал и вышел. Римадзе решил не упускать такого случая:

– Ты чего добиваешься? Маленькая? Чтобы извинилась, ясно? – он повысил тон, рассчитывая, что хоть как-то повлияет на Анжелику. Ему было больно смотреть на Игоря Львовича, который очень комплексовал из-за своего речевого дефекта. Подростки жестоки от природы. Но эта жестокость требовала подавления.

– А вы на меня не кричите. – спокойно и равнодушно ответила Анжелика, выпрямившись на стуле и, закинув ногу за ногу. – Мне ещё его со своим нравоучением не хватает для полного счастья. И так полный боекомплект в виде группы Высоцкого, парочки свободцев и собственных гавриков.

– Анжелика, ты же не злая.. .– но ему не дал договорить вошедший инспектор.

– Простите… Я сорвался…– По всему у Игоря Львовича подскочило давление.

Он покраснел. Подростки не ведают, что такое высокое давление. И поэтому Анжелика равнодушно смотрела на инспектора. Она даже не собиралась извиняться.

Игорь Львович переживал, что так всё произошло. У него самого было двое детей: Маша и Женя. Маша с Женей – двойняшки. Они всего на год младше Анжелики. Раньше они были послушными, открытыми и весёлыми детьми. Да и сейчас вроде как остались прежними, но всё-таки было что-то не то… Какая-то особенная перемена произошла в них, особенно в Жене. Они стали пропадать на какие-то задания. Игорь Львович строго–настрого запретил детям даже близко подходить к армейцам.