– Папа-папа, – недовольно подтвердила мама.

– Позови его к телефону.

Несколько секунд спустя трубку взял отец.

– Солнце, привет! Как ты там?

– Всё хорошо, папочка. Как вы?

Проигнорировав мой вопрос, папа сказал:

– Что-то по реакции мамы не скажешь, что у тебя всё хорошо.

– Она просто преувеличивает.

Где-то вдали послышался недовольный возглас мамы:

– Да потому что влюбилась она! И в кого! В ти-ра-на!

– Ладно, – смутился отец, – кажется, я тут лишний. Вы о тут о своём, о девичьем. Пойду я. Целую, солнце, звони почаще.

– И я тебя…

Дальше разговор продолжался с мамой. Она твердо настаивала на том, что я влюбилась, иначе как ещё можно оправдать такое отношение к извергу, которого я до это ненавидела всей душой. Все мои доводы о том, что я просто свыклась, не приводили к успеху. Мама всё равно настаивала на своём.

– Ты же сама говорила, что он людей просто так увольняет. А тебя на работу вообще кое-как взяли. Сколько до тебя девушек ушло?

Закончили на моём согласии – «ладно, может ты и права», хотя на самом деле я так не считала. Мы попрощались и со спокойной душой я снова откинулась на спинку дивана, даже не подозревая, что через несколько минут уже не смогу думать ни о чём, кроме слов мамы.

Позже я попыталась отвлечься, занявшись учёбой. Постаралась сделать доклад, но мозг настойчиво твердил, что единственный, о ком я могу сделать толковый доклад – Фористов Герман Дмитриевич. Какая ирония, впервые за всё время работы в компании, я не могла думать ни о ком, кроме него – о человеке, которого совсем недавно ненавидела больше всего на свете, а теперь, кажется, неожиданно изменила своё мнение. Из-за чего? Из-за одного только пятна на блузке? Или из-за догадок Иры и моей матери, которые почему-то решили, что я влюбилась? Я не стала долго разбираться в мыслях, в которых уже успела запутаться, а потому, отложив доклад, позабыв про готовку, отправилась спать, чтобы сбросить напряжение и избавиться от ненужных мыслей. Но даже это не помогло – полночи я ворочалась в кровати и уснуть нормально смогла только под утро.

Проснулась не от звуков будильника, а от телефонного звонка. Проснулась и поняла, что будильник поставить забыла. Подняла телефон, взглянула на время, ахнула – десять утра. Посмотрела на экран вызова и ахнула снова. Герман Дмитриевич собственной персоной. Сначала ужаснулась, а потом удивилась – с каких пор он звонит сам? Но, мягко ударив себя ладонью по лбу, поняла, что секретарши-то сейчас нет на месте.

– Да, Герман Дмитриевич? – тоненьким, напуганным голоском приняла вызов я.

– Полякова! – гневно ударило из динамика. – Где тебя черти носят?!

– Вы же сами мне выходной дали, – сморозила первое, что пришло в голову.

– Я тебе один выходной дал, а не два! Или ты сама теперь свой график устраиваешь?

Наверное, мне стоило бы быть помягче, ответить, что я скоро приеду, но после всех этих разговоров с Ирой и мамой, мне почему-то резко захотелось доказать им и самой себе, что я не чувствую к начальнику ничего, кроме злобы и ненависти. Поэтому я ответила:

– Герман Дмитриевич! – строго отрезала я. – Вчера я отработала три часа прежде, чем вы меня отпустили! А значит, это не считается за полноценный выходной! Мой выходной заканчивается через два часа! Следовательно, вы можете начинать кричать на меня только в том случае, если я не прибуду на рабочее место через два часа!

Тишина в ответ. Тут я поняла, что всё – вот он, конец моей мучительной работы.

– Кхм, – внезапно раздалось в динамике. – Полякова, – спокойно произнёс босс, – через два часа чтобы была на месте.

Звонок сбросился.