– Рада знакомству, Каро Шадо, – твердым голосом произнесла принцесса, в то время как в груди все тряслось, а сердце бешено стучало о ребра. Жгучая обида жгла глаза, ревность кинжалом вонзалась в растревоженную душу.

«Шадо, Шадо, Шадо…» – звенело в ушах. Вторые имена у магов частенько повторялись, причем не только среди членов одной семьи, но и среди всей колдовской братии. Например, Тара – ее второе имя, но его носили не меньше двух или трех сотен волшебниц по всему миру, а Аббо, второе имя ее отца, встречалось чаще, чем солнечные дни в пустыне. Вот только Шадо было именем уникальным. Едва ли Сафира слышала больше чем о двух Шадо, помимо Кирвила. Кажется, одним из них был маг из заштатного, совершенно нищего провинциального Дома с очень трудным, практически непроизносимым названием, второй принадлежал к младшей ветви Мирабло, приходился Сафире внучатым племянником по материнской линии и не достиг возраста, в котором можно было бы иметь восемнадцатилетнего бастарда. Возможно, был кто-то еще, но Сафира полностью полагалась на свою память, когда речь заходила о таких вещах, как геральдика. Иногда только знание имен и фамилий позволяло понять, кто и с кем состоит в родстве, а это было немаловажно, когда дело касалось правил поведения в обществе и этикета. Поэтому принцесса не обнадеживала себя пустыми иллюзиями и не пыталась больше не замечать очевидного.

Каро был сыном Кирвила, а эта женщина, Наинь, являлась его наложницей. Может, и не сейчас (Сафира верила, что ее муж ей верен), но восемнадцать лет назад точно. Ничего особенного в том, чтобы иметь смертную любовницу, не было, да и бастарды считались делом обычным даже среди женщин, что уж говорить о мужчинах. Например, у отца Сафиры было восемь внебрачных детей, которые служили в дворцовой страже. А у матери, гордой ледяной королевы, как называли Мирабэль между собой придворные сплетники, имелась дочь на десять лет старше Фьон. На подобные вещи принято было смотреть сквозь пальцы, не акцентируя внимания на чужих слабостях. До сего дня Сафира, лояльно настроенная по отношению к бастардам, никого не осуждала. Но теперь, когда речь шла об ее муже и его жизни до нее… Что-то перевернулось в ее сознании и не желало вставать на место.

Было бы глупо рассчитывать, что до их встречи Кирвил жил в Храме Целомудрия, но все-таки Сафира никогда не предполагала, что он проводил время не только с высокородными женщинами. Он же знал, что такие союзы, даже самые кратковременные, почти всегда имели последствия! Почему-то все заклинания, успешно ограничивавшие рождаемость в паре двух магов, не работали, когда речь заходила о связях со смертными. Это был один из неразгаданных феноменов, с которым приходилось мириться. Именно из-за побочных эффектов таких романов большинство предпочитало от них воздерживаться, особенно это касалось женщин, порочные отношения которых иначе быстро становились достоянием гласности.

– Для меня огромная честь познакомиться с высокородной принцессой, госпожа. Никогда не думал, что удостоюсь столь великой чести, которой, безусловно, не заслужил. – Каро смотрел Сафире прямо в глаза, всем своим видом выражая полную покорность.

Парень унаследовал от матери умение вести себя с достоинством и темную кожу, в то время как все его черты и мимика почти полностью копировали отца. От этого вэр Тара едва ли не теряла голову, но все еще пыталась не упасть лицом в грязь. Она не понимала, зачем Кирвил подверг ее этому испытанию, особенно теперь, когда их жизни висели на волоске из-за событий у полюсов.

– Не надо скромничать, – перебил сына вэр Шадо, отчего ревность, терзавшая Сафиру, стала еще невыносимее. – Каро – лучший охотник в деревне. Он может, не прибегая к магии, одним точным выстрелом из лука уложить бронтозавра. Ему всего восемнадцать, а он уже овладел мечом ветра и теперь умеет пользоваться им не хуже меня. – В каждом слове Кирвила принцесса слышала неприкрытую гордость отца, восхвалявшего достоинства сына. Сафире хотелось кричать, выть на луну, убежать куда-нибудь подальше или просто призвать меч льда и пронзить им сперва сердце этого мальчишки, а потом – его матери, но внешне она оставалась невозмутимой.