Синее обернулось черным. Последние краски покинули зал заклинаний, погрузив его в непроницаемую тьму. Не было больше видно маленькой женщины в центре кольца из пламени, неразличим стал белый мрамор пола. Воздух замер на миг, а потом словно взорвался. Нестерпимый жар разлился кругом, но Зольда не замолкала. Ее песня лилась все громче, все торжественнее. Голос королевы звенел от напряжения, по лбу стекали капли пота, руки тряслись, но нить заклинания она все еще держала, понимая: если сорвется, не выдержит – цена будет ужасной.

Пламя подступало все ближе. Его черные языки обжигали, не касаясь кожи. Впервые с тех самых пор, как безумная идея покорить духов пришла ей в голову, королеве стало страшно, но она давно перешла тот рубеж, когда можно еще было повернуть назад. Теперь либо все, либо полный крах, третьего не дано… Последний звук сорвался с пересохших губ, руки безвольно обвисли вдоль тела. Заклинание произнесено, оставалось ждать результатов. Почему-то она думала, что все случится мгновенно, но, кроме мрака, сгустившегося в обычно светлом зале, пока ничего необычного не происходило.

Зольда держалась из последних сил, чтобы безвольным кулем не рухнуть на пол. Она призвала духов, теперь ей предстояло сделать самое сложное, а силы уже кончились. Ей необходимо было подчинить Зло, но язык присох к небу, все тело ныло, как после длительной спортивной тренировки, а в голове разлилась звенящая пустота. Даже слов следующего, еще более сложного заклинания она не могла вспомнить. Казалось, мрак из комнаты проникал внутрь ее существа, поглощая все желания, воспоминания, знания.

Шли минуты. Все оставалось без изменений. Королева уже решила, что неправильно прочитала заклинание и печати уцелели. Положа руку на сердце теперь, когда отступать было уже некуда, она очень надеялась на это, но едва ли согласилась бы признаться в охвативших ее сомнениях даже себе. Здравый смысл, покорно молчавший долгие годы, взбунтовался. Раскаяние, страх – вот и все, что испытывала правительница вместо долгожданного триумфа, удовлетворения и чего-то еще, что иные могли бы назвать счастьем и чего никогда не ведала эта практически всевластная женщина, истинная наместница богов на земле, как полагали некоторые ее поданные.

Когда надежда уже почти превратилась в уверенность, мир дрогнул. Воздух, непроницаемо черный, пошел рябью, огонь вспыхнул с новой силой. Хрустальный потолок не выдержал и с громоподобным треском раскололся на куски, с высоты нескольких метров обломки рухнули на пол. Ни один осколок не задел королеву, которая не устояла на ногах и, прикрывая голову руками, скорчилась внутри огненного круга. Она совершенно забыла, что умеет пользоваться магией и способна заставить левитировать любые предметы.

Падение продлило жизнь несчастной на несколько бесконечно долгих секунд. Она не увидела, как из языков угольно-черного пламени родились тени, еще более темные, чем сгустившийся в комнате мрак. Ужасом веяло от этих немых фигур, которые плотным кольцом окружили согбенную фигурку перепуганной женщины. Зольда пыталась бормотать слова заклинания, но допустила не меньше десяти ошибок. Нечто ледяное и беспрерывно извивающееся потянулось к горлу королевы, сомкнувшись на ее шее. Она хотела закричать, но, парализованная страхом, не смела открыть рта. Из-под опущенных век градом катились слезы.

Тень между тем замерла всего на миг, словно поджидая товарищей, а потом склонилась над неподвижной жертвой. Уже через секунду дух ядра исчез, словно его никогда и не было. Глаза королевы распахнулись, но это уже были не глаза живого существа. Будто два кристаллика льда, блестели они на фоне тьмы. Губы той, что еще недавно была Зольдой вэр Дора, первой из Дома даль Хаинэ, наконец распахнулись, но вместо крика из искривленного рта вырвался нечеловеческий хохот. Это смеялась тварь, призванная из земных недр. Теперь, благодаря фатальной ошибке тщеславной женщины, духи Зла получили то, в чем так страстно нуждались. Они могли вновь, как когда-то очень давно, вселяться в тела. Они могли вершить свою черную волю руками из плоти и крови. Это было больше, чем то, о чем тени смели мечтать, если существа, подобные им, вообще способны ощущать что-либо, кроме всепожирающей злобы.