– Элиза, пора в трапезную.

Девушка поднялась и с трудом сдержала стон, когда сотни игл вонзились в ее занемевшие от долгого стояния колени. Она отряхнула подол своего платья, поправила капюшон, скрывавший ее едва отросшие волосы, и вышла из часовни. Неяркие лучи заходящего солнца, окрасили облака в нежно—розовые цвета. В прозрачном вечернем свете, громада темнеющего на горизонте леса, казалось особенно четкой. Легкий ветер ласково взъерошил темные волосы, нежно коснулся лица.

– До чего же хорошо, – невольно произнесла Элиза.

– Тебе ведь запрещено произносить что-либо кроме слов молитвы, – в прозвучавшей сбоку фразе отчетливо слышался упрек. – Ты забыла, что случилось утром?

Девушка безразлично пожала плечами и приблизилась к поманившей ее рукой старшей монахине.

– Я не хотела, чтобы так случилось с работой сестры Агнесс. Это простое совпадение, сестра Элисон.

– А мальчишка-истопник три дня тому назад? Его едва живого нашли в лесу. Он сам не мог понять, почему не видел аббатства, почему бродил вокруг. А брат Эвларий? Он искупался в бочке с вином, и теперь над ним смеется все аббатство. Всем не повезло после твоих слов. Матушка Эмбер проявила милосердие, всего лишь запретив тебе говорить. Более жестокосердный человек мог бы вовсе лишить тебя языка.

– Я не виновата, – обреченно повторила девушка. – Я этого не хотела. Я всего лишь сказала, что мне жаль, что мальчик не видит дальше собственного носа, а брат Эвларий скоро утонет в вине, если не перестанет столько пить.

Сестра Элисон тяжело вздохнула и покачала головой.

– Элиза, ты должна понять. От таких совпадений недалеко и до костра. Боюсь, ты не останешься с нами. Ты вернешься в семью и выйдешь замуж. Ни один мужчина не потерпит такого от жены.

– Простите, – тихо ответила Элиза, – но я не представляю, как я должна перестать делать то, чего я и так не делала. Не могу же я закрыть глаза и промолчать всю жизнь?

– Матушка Эмбер послала меня за тобой, Элиза. Она ждет тебя для разговора.

Сестра Элисон глядела вслед спешно удалившейся Элизе и сотворила крестное знамение. Много лет назад жалость заставила ее протянуть руку к этому избитому до полусмерти ребенку, который упрямо отказывался подчиниться. Элисон удалось научить ее смиряться, когда не было выбора, но заставить измениться – так и не вышло. Уроженка Дэнлоу и вдова одного из вассалов Ладлоу, Элисон давно поняла, что место Элизы было не в христианской обители, а в языческом капище, но не отвернулась от ребенка. Элисон надеялась, что девочка, кем бы ни были ее родители, однажды примет постриг и спасется от опасности, которая подстерегала ее в миру. Теперь, когда глава семьи Остроф изменил намерения относительно судьбы Элизы, монахине оставалось только молиться, чтобы у матушки Эмбер хватило мужества ему воспротивиться. В противном случае Элисон боялась даже представить, что станется с молоденькой послушницей, и какие волнения начнутся в Дэнлоу.

*****

Сидя в кресле перед аббатисой, Элиза, раздираемая смешанными чувствами- страхом и надеждой, слушала плавную речь матушки Эмбер. Ее заключение окончилось – это вызвало короткую вспышку радости. Отец прислал за ней людей. Она едет домой. Это вызвало страх.

– Я не могу осквернить свой язык ложью и написать, милорду Остроф, что ты стала настоящей леди, Элиза, – продолжала говорить настоятельница, – но ты сможешь удовлетворить требования своего отца и любого мужчины, которого объявят твоим мужем.

– Я могу отказаться?

– У женщины есть два пути. Либо монастырь, либо замужество. Прежде я была тобой довольна и надеялась, что ты будешь использовать свои таланты на благо аббатства. Но в последние полгода тебя точно подменили, Элиза. Ты не проявляешь должного усердия в служении Богу, более того, в твоих поступках видны устремления к ереси. Не оправдывайся! – аббатиса подняла руку, но потом добавила чуть мягче. – Мне неведомы причины, по которым твой отец вызывает тебя в Остроф. Для всех было бы гораздо лучше, если бы ты осталась с нами.