***

Энцефалит медленно чавкал копытами по какому-то болоту. Чаф-чаф. Гримпенская трясина или среднерусская возвышенность радовала душу законченного пессимиста красотой своих унылых пейзажей. Не хватало только протяжного собачьего воя и невозмутимого Дуремара с сачком. Надеюсь, что запах овсянки не привлечет собаку Баскервилей.

– Эх, жизнь моя – жестянка… – вздохнул кот, сидя у меня на шее, больно впиваясь когтями в мою спину. – Да ну ее в болото… Живу я как поганка… А мне лета-а-ать… А мне лета-а-ать…

Хлюп! Не каждый день ты исполняешь желание фея.

– Не квакай, – злорадно заметила я, ударяя ногами в бока Энцефалита, чтобы отъехать подальше от кошачьей мести. Конь резко дернулся, встал на дыбы, и теперь я сижу в луже.

– Предположим, ква… – ехидно заметил кот, подбираясь ко мне.

– Фу! – простонала я, поднимаясь с чавкающей чачи. Все руки были мокрые, штаны и спина тоже. Встав из воды, я поплелась к Энцефалиту, который стоял, виновато прижав уши. Он шарахнулся от меня, когда я попыталась грязной рукой схватить его за поводья.

Стоять, дружочек смирно! Ишь, какая неженка! Я попыталась зайти другой стороны и тут же провалилась по пояс.

– Меня засосала, опасная трясина… – шумно вздохнул Фей, превращаясь в человека. Я попыталась выбраться, но тут же увязла по грудь. Крестный присел на корточки и сделал жалобное лицо.

– Я тебе очень сочувствую… Тебе перед смертью пришлось хлебнуть столько го… – заметил он, кладя мне руку на плечо и слегка подтапливая меня, – … ря. Ты, главное, не двигайся. Вот! Так и замри! Отлично!

– Да знаю я, – опасливо заметила я. Трясина уже поглотила меня по плечи. – Чем больше шевелишься, тем быстрее тонешь…

– Да нет, просто это – красивая поза. Вот археологи обрадуются, найдя твои останки, – улыбнулся Фей, погладив меня по голове. Он окунул палец в болотную тину.

– Вытаскивай меня отсюда! – возмутилась я, глядя на то, как он дурью мается, вместо того, чтобы меня спасать. Над поверхностью болота торчала только моя голова.

Фей приложил грязный палец к моим губам и саркастически усмехнулся:

– Тише, колобок, тише… Расскажи лучше, как ты докатился до такой жизни…

– Скотина! – прошипела я, сплевывая болотную тину, – Как же я тебя ненавижу! Да за что мне такое наказание!

– Ладно-ладно, мышка, не переживай. Сейчас я тебя спасу, – вздохнул Фей, вытаскивая меня на кочку. От белого камзола остались одни воспоминания, грязь текла с меня ручьем и хлюпала в сапогах.

– Спасибо! – вздохнула я, обнимая фея и размазывая по его спине грязь, – Ты просто мой герой!

Через пять минут я брела рядом с конем, на моих плечах лежал грязный и мокрый кот, шлепая хвостом по моей липкой от грязи спине. Внезапно он соскочил и заявил, что пойдет и разведает дорогу. Его черный хвост мелькнул среди травы и болотных кочек.

Я стояла на месте и тут неожиданно для себя услышала красивый мужской голос. Я прислушалась, пытаясь понять, откуда он доносится.

– О! – раздалось откуда-то снизу. – Не может быть! Я – заколдованный принц! И если меня поцелует прекрасная девушка, то злое колдовство будет снято. Я прошу вас о помощи! Я триста лет жду этого момента!

Я опустилась на колени, раздвинула траву на кочке и увидела большую лягушку.

Лягушка смотрела на меня, а я на нее. Триста лет бедняга ждал… Мне стало искренне жаль его.

– О, прекрасная незнакомка! Вы так очаровательны и милы! Я – принц. Я триста лет ждал только тебя! И вот, наконец, этот день настал! Умоляю, расколдуй меня, красавица… – выдала лягушка приятным мужским голосом. Я осмотрелась по сторонам, а потом тяжко вздохнула.

Нет, конечно, целовать лягушку это – слишком, но он ведь триста лет, бедненький, ждал. Я взяла его на руки, потянулась к нему губами, закрыла глаза и поцеловала. Передо мной появился красивый молодой человек с золотыми вьющимися волосами. Он брезгливо посмотрел на меня, а потом ногой толкнул в воду.