– А кто его спрашивает? – поинтересовалась она.

Я представилась старой знакомой (мы же встречались в «Крестах», но не объяснять же все старушке?), которая хотела бы увидеться с Григорием.

– Очень хорошо, что вы позвонили, – выдала бабулька. – А то я уж не представляю, к кому обращаться. Что вышел, знаете, да?

Я подтвердила.

– Девушка, а приехать можете?

– Могу, – тут же ответила я и спросила: – А что с ним?

– Что-что. Будто не понимаете, – обидчиво сказала бабулька. – Пьет он. Как и все мужики. Уже вторую неделю не просыхает. Как вышел. Приезжайте, если его любите. Ну или хотя бы… он вам небезразличен. Приедете?

– Приеду, – ответила я, попросила продиктовать адрес, схватила сумку, села в машину и понеслась.

По пути, правда, чуть не врезалась в идущую впереди машину (хотя уже давно протрезвела): порадовали рекламщики, перлы которых собирает наша главная редакторша. Я тоже подключилась к этому увлекательному занятию. У нас сейчас на обочинах много щитов красуется. Стоя в пробках и на светофорах, обычно читаю, что на них написано. Но тут сдуру прочитала на ходу (не делайте этого, граждане, аварий будет меньше!). Одна торговая компания приглашала заходить, причем не только приглашала, а завлекала: «Предъявителю объявления – скидка!» «Объявление», по моим прикидкам, было размером где-то три на шесть метров. На грузовике, что ли, его везти?

Нужный мне дом оказался пятиэтажной «хрущобой», правда, не самым худшим ее вариантом. Гриша проживал в двухкомнатной квартирке – снимал комнату у бабульки, которая и разговаривала со мной по телефону.

– Это вы звонили, да? – Она оглядела меня внимательно с головы до ног. – Молодая вы для него. Но это хорошо.

Бабулька пригласила меня на кухню, объявив: Гриша спит. Как я поняла, она хотела выяснить, кто я и достойна ли Гриши. Но из меня информацию так просто не вытянешь. Я сама имею склонность вытягивать ее из других.

Уже на кухне я предъявила бабульке журналистское удостоверение, она нацепила очки с привинченной проволочкой дужкой и долго его изучала, потом исчезла где-то в глубине квартиры (хотя слово «глубина» к «хрущобе» не очень подходит), вернулась с парой наших старых еженедельников, сверила данные с подписями под моими статьями и заявила:

– Да, я про вас знаю. Но по телевизору смотрю только сериалы. Вашу «Хронику» не смотрю. Крови много. И в еженедельнике вас не читаю. Но соседи читают и обсуждают. И смотрят. Вот им расскажу, как вы ко мне приходили…

Я спросила, кем она приходится Григорию.

Оказалось – подругой его покойной матери. Гриша вырос в этом же доме, хотя родился в какой-то коммуналке в центре. Когда его родители получили здесь квартиру, он был школьником. В каком классе, Людмила Никифоровна (так звали старушку) не помнит, это надо у самого Гриши уточнить, когда проснется. Правда, и он может не вспомнить.

Гриша был парень хороший, вежливый. Конечно, и он баловался с мальчишками, но немного. Услышав эти слова, я с трудом сдержала улыбку. И почему люди, разговаривая с журналистом, часто дают образцово-показательные характеристики тем, кто им нравится, и представляют последними негодяями и мерзавцами тех, кто им не нравится? Бабулька действовала именно так. Гриша был представлен «просто удивительным» мальчиком: почти отличником, с примерным поведением, уважающим старших. Старушка даже приплела сюда сдачу макулатуры и сбор металлолома в составе пионерской дружины. Активный общественник, всегда бравший на себя шефство над младшими, после службы в армии пошел в милицию. Защищать порядок в родном городе, бороться с хулиганами, сажать преступников. «Вор должен сидеть в тюрьме! – возвестила бабка, подняв указательный палец кверху, потом вздохнула и добавила: – Но в нашей стране почему-то сидят хорошие люди, а все преступники гуляют на свободе».