– Нижайше, – барон взглянул на отца Грэя снизу вверх и снова рыкнул, на сей раз уже задумчиво. – Я ничего не обещал Узману, но раз уж и вы с ним заодно… ладно. Я не убью Чёрного до тех пор, пока он не даст мне повод. Но предупредите его, отец Грэй, что поводом я могу счесть что угодно.

– Разумеется, ваша милость, – кивнул священник, – всем известно, что вы жестокий и беспощадный самодур.

– Похоже, что не всем, – недовольно заметил барон. – Чёрный может жить в Лонгви столько, сколько ему понадобится, чтобы найти себе другое убежище. Либо столько, на сколько у него хватит денег. В его интересах как можно быстрее найти себе покровителя. Ещё что-нибудь?

– Да, ваша милость. Нужно отправить письмо в Зеестер. Кому-нибудь из лонгвийских капитанов, направляющихся завтра в Лонгви. Пусть сделают остановку на побережье у Кабо и примут на борт ещё двух пассажиров.

– Я вашему Чёрному ещё и транспорт обеспечить должен? – недоверчиво уточнил Лонгвиец.

– Это не мой Чёрный, – отец Грэй развёл руками. – Теперь это ваш Чёрный. Вы согласились пощадить его, по сравнению с этим письмо капитану шлиссдарка – сущий пустяк.

Казимир изо всех сил пытался приспособиться к новому ритму жизни. Этот ритм: сутки безделья, пятиминутный адреналиновый всплеск, и ещё сутки безделья, и ещё пять минут, перенасыщенных событиями, – однозначно этот ритм Казимиру не нравился. Светлый князь ненавидел бездельничать.

Он попытался как-то занять себя. Забрёл в библиотеку, но, поскольку богословские книги презирал, христианская философия вызывала у него зевоту, а для чтения здешних астрономических трактатов требовалась изрядная начальная подготовка, больше чем на полчаса князя Мелецкого не хватило.

Он взялся было исследовать замок, но быстро пришёл к выводу, что ничего необычного в Кабо нет: крепость как крепость. Ещё и полузаброшенная, а следовательно, пыльная, замусоренная, полная змей и пауков.

Змеи и пауки оказались чуть интереснее, поскольку перемещались. Перемещались, на первый взгляд, хаотично, но внимательный наблюдатель, каковым от скуки заделался Казимир, мог бы заметить – и заметил, – что в перемещениях есть определённый порядок. Пауки из своих тёмных подвалов и змеи – с открытых, прогретых солнцем террас двигались в одном направлении.

На крышу замка.

Казимир отправился туда же, время от времени стряхивая то ли падающих, то ли зачем-то прыгающих ему на голову пауков. Пауков князь Мелецкий не боялся, но мало приятного, когда восьминогая кусачая тварь запутывается в волосах.

До крыши он не дошёл. На последнем этаже, в маленькой комнате с узким окном, выходящим на юг, обнаружил Тира. Тот сидел у восточной стены, смотрел в пустоту, а пол вокруг него аж шевелился: столько было там пауков. Разнообразные змеи, чёрные, и серые, и жёлтые в крапинку, свивались на потолочных балках, ползали по остаткам мебели, одна особо длинная разлеглась у Тира на плечах. Паукам и змеям было, похоже, хорошо и уютно. А Тиру… Казимир, не входя в комнату, всмотрелся в лицо своего подопечного и решил, что ему – никак. И неизвестно, здесь ли он вообще.

Нахмурясь, он велел змеям убраться подальше. Те послушно потянулись в дверной проём, по возможности дальше держась от драконьего сына. Носками ботинок отпинывая с дороги пауков, Казимир вошёл в комнату и присел напротив Тира.

– Это хорошо, – сказал тот.

– Что? – не понял Казимир.

– Что ты не стал их давить.

Тир опустил ладонь на пол, и пауки побежали по его пальцам, по рукам, на плечи. Живой, мохнатый, многоногий ковёр. Жуткое зрелище. Или мерзкое? Казимир передёрнул плечами и нервно попросил: