Илья Ильич промолчал, но наградил меня весьма говорящим злорадным взглядом. Мол, посмотрим еще, сколько вы здесь протянете. Время придет, сама на коленях приползешь.

Ага, разбежался! Как бы не так! Да я скорее уборщицей пойду работать, чем у тебя на хлеб попрошу и массаж сделаю, урод!

Пока я руководила сбором и расстановкой мебели, мама в коридоре, думая, что никто не слышит, еще и извинилась перед Ильей Ильичом за мою несговорчивость.

«Похоже, когда надо, она вполне даже соображает, а значит, пришло время рассказать ей всю правду о слизняке. Не думаю, что после этого мама согласится жить с ним под одной крышей, да еще и подталкивать меня в его удушающие объятья», – решила я.

Но, видит Бог, как же я ошибалась! Когда мы, наконец, остались одни в комнате, заваленной вещами под самый потолок, я и начала этот непростой разговор.

– Сандра, ты что-то путаешь! Не нужно искать виновных среди тех, кто готов нам помочь. Тем более следователь подтвердил, что это было самоубийство, – отнекивалась мама, не желая замечать очевидного.

Первым делом она заняла горизонтальное положение на кровати, а к голове приложила детскую пеленку с завернутыми в нее кусочками льда, профессионально имитируя умирающего.

– Мам, да открой ты уже глаза! Следователь – лучший друг слизняка, они и не скрывали этого! Он сказал бы нам все, что угодно. Пойми же, папа не собирался умирать, и не мог быть банкротом. Он не отправлял бы меня в Лондон, зная, что не сможет оплачивать обучение. А значит, здесь что-то не так. Нас подставили!

– Единственный, кто нас подставил, это твой отец! – выдала мама и отвернулась к стене. Только на нее в этой комнате она и могла смотреть без видимого отвращения, долго и мучительно развешивая на гвоздики, на которых когда-то крепился ковер, белую шелковую простынь. – Посмотри, во что превратились Апраксины! Благодаря ему мы оказались на самом дне.

– Не говори так, отец ни в чем не виноват, я еще докажу это. Пока не знаю как, но обязательно докажу.

На этом наш разговор и закончился, каждый остался при своем. Ванюшка тихонько посапывал в своей кроватке, раскинув ручки. Вскоре засопела и мама, напившись своих чудодейственных снотворных.

Я же отжала почерневшую тряпку в тазу, любезно выделенном соседкой, и продолжила отмывать окно. Трещину заклеила скотчем. Света стало больше, пыли меньше. Жить можно. Лишь бы никаких слизняков поблизости.

– Баб Нюр, а воду-то когда дадут? Часто здесь ее отключают? – поинтересовалась я из общей ванной комнаты, когда соседкины запасы в ведрах стали подходить к концу.

– Нет, не часто, – успокоила подошедшая соседка. – Один раз отключили три года назад из-за какой-то аварии, с тех пор никак и не дадут.

Я чуть не упала от услышанного, так и застыла над своим тазом с грязной водой.

– Как же так?! А жаловаться куда-то пробовали? И как теперь мыться, стирать? Где вы воду берете?

– На колонку с ведрами хожу. И жаловаться пробовали, милая, а как же! Столько порогов обили, но всем плевать. Говорят, эти дома под снос готовят, а здесь какой-то бизнес центр хотят построить. Вот тогда сразу все и подведут по новым трубам. А жизнь десятка семей на окраине там, наверху, разве кому интересна? – развела натруженными руками женщина.

– Ясно... И далеко эта колонка?

– Нет, недалече, всего через пять домов рядом с супермаркетом. А там нагреем, накипятим, вот и намоетесь, – излучая позитив, вещала бабка Нюра, негласно взявшая надо мной шефство.

Когда поздним вечером в кармане джинсов завибрировал смартфон, я даже вздрогнула от неожиданности.

23:15 Привет, Саша! Чем занимаешься?