– Ещё приготовишь?

– Что?! А, да, разумеется… если время останется. Стряпня – ведь дело такое, сам понимаешь, нужен особый настрой, подходящий момент, вдохновение, а у нас проблем по горло из-за принца. – И поскорее переменила тему: – Что ещё ты помнишь из первых минут пробуждения? Как вообще это было?

Спросила и устыдилась своего жадного любопытства. Что если ему неприятно или даже страшно вспоминать подробности? Но Касинель не смутился и не посоветовал мне держать нос в рамках приличий.

Просто снова ушел в себя, напрягая память. Лицо сделалось пустым, как и голос:

– Помню, меня словно бы погладили по волосам, – он машинально воспроизвел жест, проведя ладонью по шевелюре, – и знакомый голос позвал по имени. Тогда мир перестал быть чем-то далеким, вновь обрел цвет, запах и вкус. Я повязал свою ленту и окончательно проснулся уже на дороге, видя тебя впереди.

– Ты хотел сказать повязал «чью-то» ленту? Увидел и надел.

– Нет, она моя, – возразил он с убежденностью, с какой говорил о намерениях в отношении Варлога.

– Как ты можешь помнить ленту, но при этом забыть собственное имя?

Плечи напряглись, а челюсти крепко сомкнулись. Вот теперь ему точно стало неуютно.

– Сие мне не ведомо, только она определенно принадлежит мне, – скупо ответил он.

– А чей знакомый голос ты слышал?

И снова то же мучение во взоре.

– Не помню, – выдохнул он.

Мне стало искренне его жаль. Память Касинеля представляла сейчас причудливое решето со слишком большими дырами. Кто-то заложил в него яростное стремление покончить с Варлогом, но при этом наградил лишь самыми необходимыми знаниями о принце и стер все, что составляло личность самого Охотника, как будто нарочно – чтобы ничто не отвлекало это совершенное орудие от цели, ради которой его и вернули в бренный мир. Одна лишь лента случайно просочилась…. Или не случайно? Ведь она служила закладкой в дневнике, и она же помогла открыть сундучок.

– Почти пришли, – объявила я, указав на контуры городских ворот впереди.

Получается, все произошедшее никакая не случайность, а блестящая многоходовая партия. Некая Имельда, жившая во времена принца, знала, что однажды он по чьей-то вине проснется и первым делом пожелает заполучить её Кольцо. Поэтому она уничтожила все упоминания о себе, спрятала украшение в надежном месте и оставила единственный след в виде тетради и карты, чтобы тот, кто попытается найти реликвию, оживил Охотника, чья единственная цель – убить принца и защитить тем самым Кольцо. Причем провернула она операцию, наверняка, с помощью той ведьмы из легенды, учитывая лояльное, если не сказать почтительное, отношение Касинеля к представительницам нашей профессии. Или же она и была той ведьмой… Ещё это значит, что Имельда знала Касинеля, и он её, скорее всего, тоже, просто забыл в числе прочего.

Так или иначе все сводится к Кольцу. От него мысли перепрыгнули к дневнику, покоящемуся на дне моей котомки. Дома нужно будет проявить его целиком и тщательнейшим образом изучить. Возможно, удастся обнаружить новую зацепку.

– Стой. – Я удержала Касинеля, собравшегося ударить колотушкой по воротам. – Лучше в обход.

Вообще-то ворота у нас остались чисто номинально, как часть средневековых оборонительных укреплений. Стены, опоясывавшие некогда Мистиктаун, сохранилась лишь фрагментарно, а двери в город оставались открытыми весь день и лишь на ночь исправно закрывались по инициативе господина Капелюша. Он же назначил себя привратником и соорудил при них сторожку, а жил в коттедже неподалеку.

Если к городу подъезжал незнакомый транспорт, что, надо сказать, случалось реже, чем дожди в пустыне, он затворял ворота, интересовался личностью и целью гостей и лишь потом торжественно отворял их. Приезжие в основном были из числа фриков, которые тащатся от глубинки и мелких скучных городков, или же любители истории, желающие взглянуть на развалины башни и могилу принца. Иными словами, до недавнего времени у большинства жителей страны не возникало желания не то что захватить и уничтожить Мистиктаун, но даже просто его посетить. Исключение составляла ежегодная ярмарка накануне бала и, собственно, сам бал, на который съезжалась вся округа.