– Бывает, – сказал Анисин и дотронулся до плеча Гасанова. – Может быть, это совсем не тот Володя, которого знает дочь вашего приятеля.

Гасанов не уверенно кивнул и пошёл в офис.

Генерал спокойно воспринял сообщение о прибытии на место происшествия Мэра.

– Встретим, – тяжело вздохнув, сказал генерал. – Ты, Владимир Иванович, сообщи об этом полковнику Рудакову. Пусть своих милиционеров в оцеплении вздрючит. А то, чёрт знает, на кого похожи, слуги народа! Мух совсем не ловят! Да и сам… только путается тут… под ногами. Один лейтенант Вишенка у него за весь отдел отдувается!.. Ну, иди, обрадуй полковника… Да, предупредите полицию, что с Мэром, скорее всего, прибудет многоуважаемая пресса. Контакт с ней, в разумных пределах, поручаю тебе, Владимир Иванович… И ещё, пока Мэр к нам добирается, свяжись-ка с Синегорском. Узнай, не посылал ли подполковник Груздев своих ребят по адресам абонентов… Может это его Володя… лежит у стены…

Вечером над городом повисла огромная мрачная туча. Ночью прошла гроза с ливнем. А утром, омытая природой столица снова вверглась в пыльную пучину созидания.

Из тихого дворика на Кривом переулке вывезли останки погибшего джипа. Дворники подмели асфальт, засыпали песком яму, образовавшуюся от взрыва, помыли закопченный забор и хотели закрасить бурое пятно на голубой стене дома. Но кто-то попросил повременить с этой процедурой.

К обеду у стены появилась небольшая рамка с фотографией симпатичного парня в форме старшего лейтенанта милиции. И фарфоровая ваза с алыми гвоздиками…

…Вчера бион Боб уже показывал мне местную достопримечательность – игру заходящего светила. Это диво я воспринял как незапоминающееся сновидение. А сегодня я более реален по отношению к окружающему пространству. Я почти адекватен. И «пофигизм», поселившийся во мне, вовсе не успокоительная таблетка, а мерило рассудочного достатка…

…Тау касается линии горизонта, мягко прилипает к извилистому абрису оранжевого холма, расплющивается в горящий каравай, и тут же неторопливый калейдоскоп из цветных лучиков лениво рассыпается по небосводу и приступает к волшебному танцу над вечерним Камелотом.

Я невольно замираю, стараясь сохранить в памяти увиденный момент. Смотрю на звезду, похожую на Солнце, не скромную в плане демонстрации своих возможностей. Наше Солнце так не умеет…

Впрочем, дело не в звезде. Это сам Камелот устроил вечерние проводы здешнему светилу с фантастическими салютами и фейерверками. А для демонстрации возможностей гигантской атмосферной призмы требуется лишь безоблачное небо на закате…

Невозмутимый Бобби и суетливый карлик Чак – слуги из многофункционального браслета барона Раконера – замерли рядом со мной и не произносят ни звука, словно боятся спугнуть вечернее световое ревю и ласковое наваждение обволакивающее моё сознание. Однако тишина пугает и легонько выталкивает меня из западни. Всё моё онемевшее тело, и почти весь ещё блуждающий в неведении мозг…

Я отвлёкся от навеянных за два дня впечатлений и дал серому веществу возможность проникнуться сказочностью текущего момента. Такую красоту нужно воспринимать без суеты. Просто смотреть на играющее небесное гало и получать наслаждение…

Но в моей же голове, как и раньше, ничего не происходит. А что в ней должно происходить? Она не отягощена памятью, не потревожена мыслями…

Даже без пугающего напряжения ясно: здесь – не поднятая целина для работы поверженного во тьму сознания… Моего сознания…

Небесная симфония цвета нежно успокаивает возбуждённые невроны, и я заново погружаюсь в омут взорванных радужных струй.

Я потихоньку пробую рассуждать. Вернее – желаю включиться в процесс изучения объективной действительности… или реальности…