– Что бы сделала ты? – спросил Эрик, вперив взор в буквы, сложившиеся в такое знакомое имя матери. Не побоялась бы войти в кабинет. Что ж, последний шанс обзавестись королевой он наверняка уничтожил. Ему очень нужна мать прямо сейчас. Эрик толкнул дверь и приготовился к тяжёлой волне горя, но она не нахлынула. В груди вспыхнула лишь тупая боль. Эрик положил руку на сердце. Здесь сохранился её запах: тубероза со сливой и амбровый шлейф. Эрик закрыл за собой дверь, делая глубокий вдох, и направился к столу. Гримсби убрал все важные записи Элеоноры, касающиеся правления Велоной, и теперь на столе почти ничего не лежало. Пальцы скользнули по краям дерева, нащупывая небольшие вмятины и царапины от постоянного использования. Здесь Элеонора задела перочинным ножом ящик стола, а вон там зацепила скипетром край, когда у них был тренировочный поединок. Мать никому и никогда не позволяла прибирать или ремонтировать стол; он принадлежал отцу Эрика. Карлотта следила за тем, чтобы мисочка с лакрицей всегда была наполнена доверху. Эрик взял одну из лакричных конфет и, рассасывая её, опустился в старое кресло матери. Колени дрожали.

– Как ты могла оставить меня? – спросил он у пустого стола. – Какое-то бессмысленное путешествие, чтобы убедиться в правдивости слухов про Саит, и тебя убивает шторм? После всего, что было, какой-то шторм?

Из верхнего ящика торчало несколько неоконченных писем. Эрик выдернул ящик и высыпал его содержимое. Ни одно из писем не было адресовано ему, и большинство из них были сообщениями, утратившими смысл за последние два года. Эрик выдвинул второй ящик, положил пачку писем от отца к матери в карман и отбросил ящик в сторону. Принялся за третий. Пара старых вилок, согнутых так, чтобы походить на собачьи уши, и пририсованные четырёхлетним Эриком дурачества. Десятки старых рисунков, которые Эрик годами дарил матери. Перо с до того изжёванным кончиком, что тот почти отвалился.

– Ничего.

Макс негромко фыркнул и забрался под стол. Эрик погладил его по голове.

– Я не то чтобы чего-то ждал, и всё же было бы неплохо, – сказал он. Пальцы пробегали по линиям стола. Ставни скрипели на ветру, а с башен кричали чайки. Волны разбивались об утёсы внизу. Эрик чувствовал себя таким же истёртым, как эти скалы.

– Она проверяла северные владения и пыталась шпионить за атакующими их кораблями, – сказал он Максу. – Помнишь, что она говорила?

Эрик был невнимателен, когда общался с матерью в последний раз. Был обычный день, и Элеонора подалась вперёд, словно желая его обнять, но сдержалась.

– Она сказала, что вернётся, – объяснил Эрик Максу. – Не знаю, справлюсь ли я. Я даже обед и тот провалил. Какой же из меня король?

Честным его положение не было никогда, ничего не изменилось. Не нужна Эрику корона и ответственность, ему хочется вспомнить голос отца и, проснувшись, завтракать с матерью, которая по-прежнему рядом, живая и невредимая. Ему хотелось принять бразды правления, только когда мать состарится и будет готова отойти от дел. Слишком многого ему хочется, и всё мало. А ведь он имеет сполна. Чувство вины подтачивало желудок. У него есть всё. Ему ли жаловаться?

– Почему ты не подготовила для меня какое-нибудь подспорье? – Лакрица оставила горько-сладкое послевкусие во рту, Эрик прислонился к столу лбом. – Хоть что-нибудь.

Снаружи сверкнула молния, и Макс подскочил и взвизгнул. Он ударился головой о низ стола и отполз прочь. Что-то звякнуло об пол.

– Макс, – проворчал Эрик, заглядывая под стол, – если ты что-нибудь сломал… – На полу лежала булавка, которой там прежде не было. Из-под стола торчал потрёпанный уголок бумажного листа. Эрик опустился на колени, чтобы рассмотреть его поближе. К столу с внутренней стороны, спрятанный от любопытных глаз, крепился оставшимися тремя булавками лист бумаги. На нём было выведено его имя. Эрик провёл пальцами по наклонному почерку матери.