Конечно, сделает! Я в этом ни секунды не сомневаюсь.

Решено. Я еду в Сочи. Вернее в Красную поляну.

Сессию я сдала досрочно, у меня две недели свободного времени плюс зимние каникулы. Вообще я планировала поехать домой… Но предложение Лолы нравится мне гораздо больше. Я заработаю денег, а через месяц вернусь в клинику и сделаю себе сногсшибательные сиськи третьего размера. От четвертого, так уж и быть, откажусь.

Макс

– Это будет самое легкое испытание, – произнес я.

И посмотрел на город, раскинувшийся под моими ногами. Мы с Германом, моим дядей, стояли на балконе новой высотки бизнес-класса. Здесь, на последнем этаже, в огромном пентхаусе с окнами во всю стену, я и буду жить.

Я решил осесть в Москве. В городе, где говорят на родном языке, где 24 часа в сутки кипит жизнь, где находится немаленькая часть активов нашего холдинга. Очень скоро дядя введет меня в совет директоров. И я к этому вполне готов – за плечами частная школа в Великобритании, университет в Америке, стажировка в швейцарской компании.

А пока… пока мне предстоит последнее испытание.

– Это не испытание, – произнес Герман. – И уж тем более не наказание.

– Я знаю.

Но в первый раз я был уверен, что дядя меня наказывает.

Я тогда знатно куролесил в студенческом кампусе: вечеринки, девочки, выпивка и травка. На занятия ходил, и даже неплохо сдавал тесты. Но поведение оставляло желать лучшего.

И вот, летом, на каникулах, Герман заявил:

– Поработаешь месяц официантом.

Сначала я подумал, он шутит. Потом решил, что издевается. Я злился и бесился, но сделать ничего не мог – дядя был моим опекуном, я был полностью в его власти. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось семь лет. И с тех пор меня воспитывал Герман.

Как воспитывал… отправил в престижную частную школу-пансион за границей, несмотря на возражения бабушки. Учебный год я проводил среди детей английских пэров, а лето – в подмосковной деревне. И это был вовсе не элитный поселок с пятиметровыми заборами и охраной. Бабушка жила в настоящей деревне, с коровами, курами и сеновалом. Несмотря на то, что ее сыновья взлетели очень высоко, основав один из самых успешных холдингов в стране, она не желала менять свой образ жизни.

В общем, моя первая настоящая работа стала для меня страшным стрессом. Мне казалось унизительным приветливо улыбаться посетителям, таскать подносы с заказанными блюдами и – получать чаевые. Какие-то жалкие копейки! На которые я и жил в жуткой дыре. В то время как на моих счетах лежали миллионы. Но все счета были заблокированы, целый месяц я должен был выживать на собственные заработки.

По окончании этого месяца дядя спросил меня:

– Понял?

– Понял, – кивнул я.

Да, до меня, действительно, многое дошло. В начале я бесился, ненавидел дядю и жалел себя. Но к концу того долгого месяца во мне что-то изменилось. Я уже не был тем избалованным самоуверенным мажором. Ну, во всяком случае, не совсем таким.

В следующие каникулы я работал на заводе. Стоял за конвейером, вставлял одну деталь в другую и закреплял провода. Работа была несложной, но невыносимо скучной. Каждый день одно и тоже! А ведь люди трудятся так годами…

Потом была служба в городской администрации, тяжелая пахота разнорабочим на стройке и – та-дам! – работа концертного менеджера одной не очень раскрученной группы. Эту работу я выбрал сам, и Герман согласился. Ребята из группы были моими друзьями, а для дяди главным было показать мне жизнь с разных сторон.

Оказывается, мой отец, который был старше брата на пятнадцать лет, когда-то проделал с ним то же самое. А теперь он использует на мне проверенные методы дрессировки избалованных мажоров.