Птичник пришел в себя в тесных стенах собственного дома. Все его бледное лицо было покрыто испариной и слипшимися перьями. Широко раскрытые глаза уставились в пустоту. Входная дверь была распахнута настежь, впуская внутрь прохладные ветра этой длинной лунной ночи. Значит, прошло не так много времени с того момента, как Лама притащила его сюда. У него еще было время для того, чтобы не дать случиться непоправимому.

Старый дом впервые за все эти годы был беззвучен и пуст. Тишь окутала незанятые жерди, беспредметный сумрак заполонил брошенные кормушки, Все пробудившиеся от дремы птицы уже покинули тесные своды и заняли свои места в ожидании заветного финала. Переступив порог, Птичник увидел, как они заполонили собой все деревья на пути к деревенскому кладбищу, терпеливо предвкушая свой последний прощальный сон.

Дюжина шагов по знакомым улочкам, еще сотня по заросшей тропе что вела в сокрытое от взоров подлесье, где селяне веками прятали смерть. Сквозь перемежающиеся решетки ветвей уже можно было увидеть всполохи разгорающегося погребального пламени. Багровым сиянием своим огонь оскорблял безмятежный покой серебряной ночи. Птичник ускорился, хоть и в ослабших руках его тяжелело нечто, о чем он не имел права забыть.

Кладбищенский пустырь наконец предстал перед ним. Он увидел череду покосившихся деревянных надгробий, утопавших в ворохе листвы и гиблых сорняков. В центре медленно разгоралось ложе для сожжения, озаряя светом нераздельную троицу, копошившуюся неподалеку. Матиуш неумело пытался взгромоздить труп в цветастом костюме на уже разгорающийся одр, от чего аметистовые облачения мертвеца тлели, разлетаясь по поляне клочьями пепла.

– Почему ты меня не слушаешь? – Лепетала Лама, взволнованно приобнимая себя. – Сначала кладут тело, потом зажигают. Зачем ты делаешь все наоборот?

Матиуш хотел было что-то рявкнуть в ответ, но взор его вдруг столкнулся с неожиданно явившимся на поляну Птичником. Руки его небрежно выпустили труп, позволив тому упасть на землю.

– Если ты явился сюда не затем, чтобы дать нам ответы то лучше уходи и не путайся под ногами. – Раздраженно проговорил Матиуш.

Птичник ничего не ответил. Только лишь одержимо зашагал в сторону Матиуша, сжимая в руках тот тяжеленный камень что лишил жизни одну из его птиц. Никакого сожжения сегодня не произойдет. Труп останется. Он нужен. Необходим.

Одним безудержным взмахом он опрокинул Матиуша на землю. Тот едва лишь успел выставить перед собой руки и отступить, но это ничуть ему не помогло. Камень в руках Птичника достиг своей цели, обрушившись на голову врага. Он даже не понимал откуда в его изнуренном теле возникла эта бескомпромиссная мощь. Это неостановимое рвение.

Лама закричала, увидев проступившую средь волос Матиуша кровь. Третьего же охватила мучительная судорога. Он принялся корчиться сильней чем прежде, растягиваться, конвульсировать. Совсем перестал быть похожим на человека и неестественно растянулся средь заполненных птицами ветвей.

Камень вывалился из рук Птичника. Закончив расправу, он оттащил опаленный колодезный труп подальше от разъяренного огня и оставил его подле смолкшего навеки Матиуша. Затем, принялся сновать средь вереницы надгробий, ища взором самую свежую могилу. Та, что была ему нужна находилась в самом дальнем углу, отдельно от всех остальных. У изголовья ее даже не торчало из земли памятной дощечки.

Упав на колени, Птичник принялся копать. Он не жалел собственных рук и никак не реагировал на всхлипы Ламы что вцепилась в окровавленного Матиуша.

– Ты раскапываешь ту самую могилу. – Заливалась слезами девочка. За спиной ее расплелся и простерся во все стороны Третий. – Зачем? Ты стал другим. Ты стал еще странней чем прежде. Он подчинил тебя себе?