– Погоди, – Мэтт огляделся по сторонам. – Ты знаешь, чей это дом?

– Ага, – Кэди назвала имя, которое он слышал впервые. – Я с ним уже поговорила, собаку забрать мне разрешили. Этот дом снесут уже в следующем месяце. Жить тут могут только бездомные.

Оставалось только надеяться, что так оно и есть. Если здесь окопались наркоторговцы, то крайне велик шанс, что еще до заката Мэтт с Кэди отправятся кормить рыб. Тут и река неподалеку.

Он оглянулся на Броди.

– Сидеть.

Не хватало еще, чтобы его собака наступила на разбитый бонг, какие-нибудь иглы от шприца или осколки стекла. Броди тут был исключительно на крайний случай.

Идея остаться в машине пса не прельщала, но он подчинился. Мэтт опустил стекло на заднем сидении – и чтобы дать Броди подышать свежим воздухом, и на случай, если ему придется срочно выпрыгнуть из машины. Затем он открыл дверь и оказался на улице.

Волоски на задней стороне шеи тут же встали дыбом: Мэтт явственно почувствовал на себе чей-то взгляд.

В этом районе это и неудивительно – тут все за всеми приглядывают. Преступники всегда внимательно следят за окружением на случай приближающейся опасности, а те, кто преступниками не были, внезапному появлению незнакомых людей радовались не больше.

Солнце уже совсем низко повисло над горизонтом, бросая на землю длинные темные тени. Кэди отправилась к дому по разбитому тротуару, и Мэтт поспешил за ней.

Участок окружал проржавевший забор из сетки-рабицы, но покосившиеся ворота были не заперты. Кэди потянула на себя дверцу, и несмазанные петли громко заскрипели. Стоило им войти во двор, как вокруг сомкнулись ветви, полностью перегородив обзор. В джинсы Мэтта вцепился колючий кустарник.

– Тебе сказали, где держат эту собаку? – он вышел вперед, загородив свою сестру – просто на всякий случай.

– У заднего крыльца.

Они принялись обходить дом. Мэтт прислушивался изо всех сил, но все, что ему удалось различить – так это шелест ветвей, далекий гул поездов и громкий стук собственного сердца. Наконец, они дошли до дальнего угла дома, где Мэтт отвел в сторону разлапистую ветвь ели, закрывавшую проход. Кэди проскользнула под ней, и они очутились на заднем дворе. Землю здесь усеивали битые бутылки, сигаретные окурки и обертки из-под магазинной еды. Под ногами захрустели осколки стекла, и Мэтт порадовался, что решил оставить Броди в машине.

Кто-то заскулил за густыми можжевеловыми кустами, разросшимися на углу здания. Мэтту с Кэди пришлось обойти их кругом, и только тогда они смогли полностью увидеть заднюю стену дома. Вот и покосившееся крыльцо: большая часть перил обвалилась, ступеньки прогнили насквозь.

– Вон там, – ткнула пальцем Кэди.

У перекошенной двери стоял молодой питбуль – вернее, помесь питбуля с кем-то еще. Коричневый, в белых пятнах, он был привязан к столбу толстой грязной веревкой. Вокруг пса высились целые кучи экскрементов, и запах стоял просто ужасный. Не было даже чистого места, куда бы он мог лечь. Ребра у него выступали, шерсть свалялась грязными комьями.

– Бедный малыш, – тут же начала сюсюкать Кэди. – Ты такой худенький!

Мэтт медленно приблизился к крыльцу, выискивая в поведении собаки признаки агрессии, но пес лишь вновь тихо заскулил. Тогда Мэтт достал из кармана кусок курицы и протянул ему. Пес обнюхал его пальцы и осторожно взял предложенную еду. Поза у него стала явно более расслабленной.

Он не только не кусался, но и еще охотно шел на контакт. Отлично.

Мэтт оглядел худое тело.

– Молодой самец. Восемнадцать килограмм, не дотягивает до нормы минимум на десять. Весь в блохах.

– У него нет еды. Ты видишь где-нибудь воду? – Кэдди обошла Мэтта, чтобы присмотреться получше. Ей явно не хотелось, чтобы брат ее излишне опекал, о чем он, пожалуй, мог бы подумать и сам.