– Суки! Суки! Все только суки! – огласил я криком адское пространство.

«Какое на хрен послабление и скидка! – думал я. – Платишь, платишь. Жизнью своей, памятью, наслаждением и любовью. Поселение долбаное – шантаж это и разводка».

Я снова попытался поднять камень.

– Б…!

«Что это за сирена такая? Вольноотпущенник! Раб из каменоломен – кирпичи такие таскать!

А может, хрен с ней, с монадой, – подумал я. – Начнем с чистого минерального листа. Долго, зато чисто. Ни зла, ни добра, ни мысли, ни чувства».

И тут заорала сирена.

– А-А-А-А-А! – заорал я. Ужас, охвативший меня, был даже не животным. Каким-то более глубинным, изначальным, что ли. Подобный ужас, наверное, испытывали Тьма и Свет, впервые отделившись друг от друга.

Суки, наверняка в сирену добавили инфразвука или еще какой дряни. Я сразу забыл про монаду, поля и минералы.

Я мог думать только об одном камне, этой долбаной пробке, которой было необходимо заткнуть дыру в дольмене. Рывком оторвал камень от земли, в спине что-то хрустнуло, не обращая внимания на боль, одним движением вбил его в отверстие. Камень клацнул, стало темно, звук сирены сделался тише.

Я с облегчением выдохнул. Удалось! Я едва успел перевести дыхание, как накатил новый приступ страха.

И он стал еще сильнее, сменив лишь окраску. Теперь меня накрыл клаустрофобический кошмар. Стены, пол, потолок моей тюрьмы стремительно сжимались. Безумно крича, я бился об каменную пробку, пытаясь вытолкнуть ее наружу, совсем забыв, что она открывается внутрь. Изо рта пошла пена. Захлебываясь криком, стремительно теряя силы, я уже не толкал камень, а только, ломая ногти и пальцы, скреб его и грыз зубами.

Пытаясь заткнуть уши, я, кажется, проткнул барабанные перепонки, по щекам и пальцам текло теплое и липкое.

Наконец, совершенно обессиленный, я замер, свернувшись на полу в позе зародыша.

Сходя с ума от страха, мог только тихонько подвывать. Начались судороги.

– Умираю, – подумал я. – Господи, как такое возможно, я же мертвый! – угасая, мелькнула мысль.


Когда я очнулся, в камере было тихо и светло. Свет исходил от сияющей фигуры, смотреть на нее оказалось больно, и я поспешно отвел глаза. В углу мрачно темнел закутавшийся в кожистые крылья демон.

– Я возражаю против интенсивности инфразвукового излучения. И частота не соответствует стандартам наказания. И что значит ваше «заслужил»? Аргументируйте, пожалуйста, – сказал ангел.

– Я не собираюсь ничего аргументировать. Я вам не подотчетен. У меня есть начальство, вот с ним и разбирайтесь. И вообще, по должностным инструкциям у меня имеется люфт в определении интенсивности наказания в зависимости от степени виновности грешной души.

– Сейчас! – ангел плюнул светом; мы с демоном поморщились. – Виновность души определяется только Высшим Судом.

– Но если в процессе отбывания наказания душа совершает действия или попытки действий, позволяющих избежать или существенно снизить интенсивность справедливого наказания, то Нижний отдел своей властью вправе изменить это наказание в сторону его ужесточения без согласования с Верхним отделом.

– И какие же действия совершила или пыталась совершить эта несчастная? – и ангел сияющей рукой театральным жестом указал на меня.

– Эта? – сжав зубы, переспросил демон. – Эта пыталась дать взятку своими воспоминаниями обслуживающему ее черту.

Ангел всплеснул руками.

– А черт оказался таким честным, что отказался и сообщил начальству. Не смешите меня.

– Да, сообщил.

– И обвинение строилось исключительно на заявлении черта?

– А на чем же еще? Вы знаете, что записи не ведутся. Идиотское требование вашего Верхнего отдела как якобы ущемление прав грешных душ.