Или я все-таки натворила что-то, но… не помню? Я словно на иголках сидела в машине, пока ехали в отделение, где тот самый мужчина не стал церемониться и сразу отвел меня в маленький мрачный кабинет.

– Ну что, Анжелика Исаева? Или, правильнее сказать, Мария Бурова?

В моей груди сжалось сердце до тягучей боли. Кажется, имя знакомое. Но откуда? Почему он его назвал?

– Я следователь, Дмитрий Яковлевич Рябов, – сел он за стол напротив. – А тебя как называть? Анжелика или Мария?

– Меня зовут Анжелика, – прошептала сипло на автомате, теряясь в замешательстве. Хмыкнув, следователь закивал.

– Будешь отрицать, что это не ты? – Он раскрыл папку и показал мне фотографию девушки с длинными каштановыми волосами, искусным макияжем. Точно такие же голубые глаза, как у меня, губы, нос, да все черты. Взгляд немного другой, печальный. Когда было сделано это фото?

– Да, это, похоже, я… Но не помню, чтобы когда-то так красилась.

– Эта девушка пропала в позапрошлом месяце. А месяц назад появилась с другим цветом волос, в другом городе как Анжелика Исаева, с фальшивыми документами. И внезапно оказалась невестой местного кузнеца. – Следователь сощурился и положил локти на стол, подаваясь ближе ко мне. – Очень любопытно, знаешь ли, обнаружить такие факты при расследовании загадочных смертей.

– Что вы говорите! Я с Владом познакомилась полгода назад! Он меня на машине сбил, я в больнице лежала…

– Ни в одной больнице нет записей о том, что там лежала Анжелика Исаева, – твердил следователь, тыкая пальцем в бумаги. – Мария, мне лгать – гиблое дело.

– Я не лгу! Спросите Влада и он… – я прикусила язык. Что монстр сделает? Прилетит в руки правосудию и спасет меня?

– С Владом мы отдельно поговорим, когда он приедет. И факты, изложенные здесь, – он поднял папку, – весомее слов.

С ума сойти. Все вокруг сошли с ума.

– Это какая-то ошибка, – стояла я на своем, но голос уже не звучал так уверенно, как прежде. Утекала сила от безысходности. – Я выросла в этом городе, в детдоме, выучилась на экономическом, работала курьером…


– Анжелики Исаевой не существует. Она не росла в детдоме, не училась в местном университете. Она, между прочим, эээ… то есть Мария Бурова недавно чуть не потеряла в аварии мать и сестру. Тебе неинтересно узнать, вышли ли они уже из комы? Твой отец места себе не находит. Я с ним вчера говорил. Позвоним ему?

Меня била лихорадка. Я не моргая смотрела, как следователь набирает номер и ставит телефон на громкую связь.

– Я нашел вашу дочь, Константин Георгиевич. Она рядом.

– Маша! Машутка! – знакомый голос дрожал от эмоций. Быть не может. Я отодрала прилипший к небу язык и сказала:

– Послушайте, вы путаете меня с кем-то…

– Маша! – взорвался динамик. – Это же я, папа!

– Он узнал твой голос. Довольно придуриваться!

– Да мало ли кому вы звоните! – я сорвалась на пронзительный крик. Перед глазами все размывалось. В груди кололо.

– Маша?… – снова донесся голос из трубки. – Ты бросила нас? Я понимаю, тебе было очень тяжело. Но вместе мы справимся, дочка…

Не знаю, что на меня нашло, но я выбросила руку вперед к телефону следователя и нажала дрожащим пальцем на отбой. Тишина вибрировала и давила со всех сторон.

– Он путает… Вы спутали меня… Я не… – бормотала я, как заведенная, и быстро-быстро моргала, пытаясь отогнать жгучие слезы.

– Почему же ты тогда плачешь, Мария? Неужели голос чужого человека так растрогал?

– Потому что я сирота! Нет у меня родителей!

Следователь покачал головой, начал доставать документы из папки, но внезапно остановился и впился в меня пристальным взглядом, отчего я вздрогнула.