Зато маркиза добилась другого. Франческо намеревался просить дожа увеличить плату за его «кондотту» (службу). Благодаря красноречию, деловой хватке и дипломатической ловкости Изабеллы, ему удалось получить от венецианцев 4 000 дукатов, то есть, вдвое больше, чем предполагалось изначально.

20 мая Изабелла покинула Венецию и провела ночь в Падуе. Произнеся там свои обеты в знаменитой базилике, она отправилась в Виченцу и Верону, где её тоже приняли с большим почётом. Тем временем Елизавета Гонзага с нетерпением ждала её возвращения и писала ей письма, говоря, как сильно она скучает по её милому обществу, и умоляя её поскорее вернуться. Франческо же руководил работами на своей любимой вилле Мармироло и наносил сестре лишь краткие визиты, так что герцогиня Урбино с радостью откликнулась на приглашение Изабеллы встретиться с ней в Порту, недалеко от Мантуи.

– Там, – писала Изабелла, – мы сможем вместе насладиться чистым деревенским воздухом и рассказать друг другу всё, что с нами произошло с тех пор, как мы расстались.

Две принцессы провели следующие шесть недель на этой вилле, которую маркиз недавно подарил своей жене, и которую ей предстояло перестроить в последующие годы. Они читали и пели вместе в террасных садах на Минчо, а опытный виолончелист, которого прислал из Милана Моро, долгими летними вечерами исполнял им изысканные серенады. Изабелле было очень приятно услышать от своего мужа, вернувшегося в Венецию, о прекрасном впечатлении, которое она произвела на дожа и сенаторов. Куда бы он ни пошёл, везде слышал восхваления её прелестей и о том, с каким бесконечным тактом она вела себя на приёме у дожа. Сам маркиз не слишком высоко ценил её мудрость и благоразумие, и всё, о чём он просил, – это чтобы его жена тщательно заботилась о своём здоровье. Привязанность Франческо к жене, очевидно, усилилась не только из-за благодарности за её добрые услуги в Венеции, но и из-за надежд на наследника. В общем, Изабелла блаженствовала в ожидании сына и даже слухи о триумфе Беатриче в Венеции не могли вывести её из равновесия.

Следует заметить, что, Эрколе I ещё до замужества Беатриче уговаривал своего будущего зятя, чтобы тот провозгласил себя герцогом Милана. Однако Моро удовольствовался званием регента при своём слабовольном племяннике. Тем более, что тот любил своего дядю и всецело доверял ему. Что же касается Беатриче, то в этом вопросе она поддерживала своего отца и не случайно после появления на свет маленького Эрколе сказала:

– Я родила сына не только своему мужу, но и своему отцу!

По мере того, как между Моро и неаполитанской королевской семьёй росло отчуждение, регент стремился укрепить союз с Францией. Молодой французский король Карл VIII лелеял тайные мечты о завоеваниях и уже обратил завистливые взоры на Неаполитанское королевство по праву наследника Анжуйского дома, когда-то владевшего Неаполем. На всякий случай, Сфорца также решил тайно создать Лигу (Союз) с Венецией (а ещё с римским папой и Мантуей), и с этой целью отправил туда свою жену, так как его личное присутствие в этом городе могло вызвать подозрения у короля Франции и Максимилиана Габсбурга, будущего императора, чьей благосклонностью он дорожил. Впервые Беатриче была вовлечена в большую политику. Чтобы поездка имела вид визита с целью приятного времяпровождения, она отправилась в Венецию вместе с матерью, братом и его женой. Однако при этом герцогиня Бари везла секретное послание мужа, датируемое 10 мая 1493 годом, и, кроме родственников, её сопровождали опытные в дипломатических делах советники.