– Расскажи мне, что произошло сегодня вечером. – Он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер, дразня прикосновениями. Богиня чувствовала себя такой неуютно пустой.

– Я не хочу говорить о сегодняшнем вечере, – ответила она, потянувшись к его запястью, чтобы направить его внутрь себя.

– Зато я хочу. – Он продолжил обводить круги, от чего у богини по спине пробежала восхитительная дрожь, подобная легкому электрическому разряду. – Ты была расстроена.

– Я чувствую себя… дурой.

– Это не так. – Его палец скользнул внутрь. Рука Аида не позволила ей запрокинуть голову назад, заставив ее посмотреть ему в глаза. – Расскажи мне.

– Я заревновала, – выдавила она сквозь стиснутые зубы, разрываемая ужасным чувством – таким же сильным, каким было удовольствие, что он ей доставлял. – Что у тебя было столько всего со столькими женщинами до меня. Я знаю, что ты ничего не можешь с этим поделать, что ты живешь уже так давно… но я…

Персефона не договорила, отдавшись ощущениям – волна удовольствия накрыла ее, лишив дара речи. Ей едва удавалось дышать, и Аид усиливал эти чувства, по спирали погружая пальцы еще глубже, а большим пальцем слегка поглаживая клитор.

– Я предпочел бы, чтобы ты была со мной с самого начала, – голос Аида звучал низко, дразняще, чувственно. – Но мойры жестоки.

– Я стала твоим наказанием, – ответила она.

– Нет, ты удовольствие. Мое удовольствие.

Он снова поцеловал ее в губы, продолжая ласкать ее пальцами, и их дыхание перемешалось, становясь все быстрее, пока Аид не прижал ладонь к ее груди и не уложил богиню на спину.

Он посмотрел на нее сверху вниз:

– Сейчас и всегда.

Наклонившись, он раздвинул ее ноги еще шире и прикоснулся языком к ее ноющей сердцевине. Персефона выгнулась дугой на гранитной стойке. Его пальцы и язык задвигались быстрее, приближая ее оргазм с каждым томным стоном, но прежде чем она успела кончить, Аид остановился, выпрямился и спустил ее с барной стойки.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда ее ноги коснулись пола. В его взгляде промелькнуло что-то темное, одновременно эротичное и жестокое, и Персефоне захотелось бросить этому вызов, воплотить в жизнь.

– Когда я закончу, в следующий раз, играя в эту чертову игру, ты так напьешься, что мне придется нести тебя домой на руках.

– И что? Ты намереваешься отыметь меня всеми теми способами, которыми не имел до этого вечера?

Бог рассмеялся:

– Вообще-то уже утро.

– И мне скоро на работу.

– Какая жалость. – Он развернул ее к себе спиной, положил ладонь ей на шею и подтолкнул вперед, пока ее лицо не коснулось гранитной столешницы. Коленом развел ее ноги в стороны и вошел сзади, погрузившись глубоко внутрь. Ладонь, что лежала у нее на шее, скользнула к ее рту. Она обхватила губами его пальцы, ощутив на его коже вкус собственной влаги.

Персефона ухватилась за края стойки, чувствуя толчки Аида. Но, едва начав, он вдруг вновь спустил ее со стойки. Стон вырвался у нее из груди, когда его член задвигался по другому, более чувствительному месту, а сама богиня спиной прижалась к его груди.

– Я не забыл про твое заявление, – прохрипел он ей в ухо. Он имел в виду заявление Персефоны о том, что она имитировала оргазм.

– Я солгала, – простонала она, заерзав перед ним, но Аид не сдвинулся ни на миллиметр.

– Я знаю. – Его зубы коснулись ее плеча. – И собираюсь отбить у тебя охоту лгать об этом. Я отымею тебя так, что ты будешь просить о пощаде – снова и снова, так что, когда ты, наконец, кончишь, не сможешь вспомнить даже собственное имя.

Обещание в его голосе привело ее в восторг.

– Ты думаешь, что сможешь остановиться? – спросила она. – Лишить себя удовольствия от моего оргазма?