– Что ты ржёшь как конь? – усмехнулся Уилл, помогая мне встать с пола и смотря на меня, как на идиота. – Тебе смешно, что нас чуть не убило взрывом?

– Не надо так негативно думать! – возмутился я, переставая смеяться, но вовсе не из-за слов друга, а потому, что мне было больно. Всё тело ныло и требовало отдыха, точно после тяжёлой тренировки (которых я ненавидел, как и весь физический труд), но я не мог позволить себе расслабиться, по крайней мере, точно не сейчас. – Я всего лишь сумасшедший!

– Не стоит так шутить, а то ещё окажется правдой, – неожиданно серьёзно проговорил Уилл, нахмурив брови. Под его укоряющим и тяжёлым взглядом я почувствовал себя неловко. Да уж, это был перебор.

И кто же знал, что это окажется правдой в моём ближайшем ужасном будущем. Или в его конце.

Только я хотел попросить прощения у друга, будто бы нам и не угрожала опасность, как вдруг она о себе объявила. Причём внезапно, громко и смертоносно.

Пуля со свистом пролетела мимо меня, отрекошетила от стены и отскочила в сторону, чудом нас не задев, за что я был ей мысленно благодарен. В коридор, в котором были мы с Уиллом, вбежал охранник, один из наших преследователей, держа на готове пистолет. Его волосы растрепались, лицо раскраснелось, словно его обмокли в краску, грудь тяжело поднималась, с шипением выпуская воздух, но глаза выражали стойкость и упорство, которые точно показывали, что «охотник» не собирался так легко отпускать своих жертв.

– Валим! – не сдержав это отчаянное слово, смешанное с таким же отчаянным криком, я помчался вперёд, видя, что в конце коридора был поворот, будто свет в конце туннеля. Но, пожалуй, не стоило думать о смерти, когда ты и так был на грани гибели.

– И без тебя знаю! – усмехнулся Уилл, двигаясь за мной, тогда как нужно было наоборот – он должен был быть впереди. Ведь он всегда был впереди меня, и не только на физкультуре, но и по всем предметам. Он словно был идеалом для меня, целью, которой я желал добиться, прототипом, которым мне, увы, просто не суждено было стать.

Я бежал, не оглядываясь и стараясь не думать, что мы вот-вот умрём. И чего этот охранник ждёт? Почему не стреляет? Ведь для него это так просто – лишить жизни невинных людей. Я видел, как он и его сообщники неожиданно начали стрелять по моим однокурсникам и друзьям, будто и не по людям вовсе, словно человеческие жизни ничего для них не значили. Я помнил, как с хлюпаньем повалилась на пол наша преподавательница, а из её продырявленной груди текла кровь, как падали, точно камни, ребята, то крича от шока, то стоная от боли, то тихо испуская свой дух.

Это были ужасные картины. Я никогда не видел, как умирал человек от пули, никогда не знал, что такое смерть и как она ужасна на самом деле, в отличие от того, как это показывали в голливудских фильмах. Я не понимал и половины того, что произошло тогда, пока крик Уилла не выдернул меня из шока, заставляя оторваться от этого жуткого зрелища, а ноги не понесли меня за другом.

– Стойте! – в ярости закричал охранник, которого уже явно выбешивало, что мы убегали от него, как зайцы от охотника.

Пара пуль полетели в нашу сторону, но в этот момент мы повернули за угол, как раз вовремя, чтобы сберечь себе жизни. Думаю, я мог бы чувствовать себя героем или мачо в каком-нибудь крутом фильме, как, к примеру, Том Круз, если бы не выглядел со стороны совершенно убого: пухлый, болезненно бледный с покрасневшими щеками, вспотевший и умирающий от быстрого бега. Да уж, мне слишком далеко до мачомена, и уж куда мне сниматься в фильмах. Я не мог даже нормально бежать: ватные ноги подкашивались, сердце ныло в груди от такого быстрого и непривычного темпа, лёгкие качали воздух, пытаясь хоть как-то надышаться; покалеченную руку я не мог согнуть – рана находилась чуть ниже локтя на тыльной стороне, где были вены, отчего из неё до сих пор лилась кровь, как из фонтана. Обращать внимания на боль уже было некогда – надо было спасаться, а не мучиться и стонать.