– Пьянство и секс не в счет, – сказал бог.

– Кто бы говорил! – возразил Аид. – Это ты только и делаешь, что пьешь и трахаешься.

– Это не все, что я делаю, – сказал Гермес. – Раз в неделю я играю в бридж в библиотеке.

– Что, черт возьми, такое бридж? – спросил Аид.

– У тебя игорный дом, и ты не знаешь, что такое бридж? О, боги, ты действительно старый.

– У меня есть хобби, Гермес. Я езжу верхом и играю в карты, а еще я мечтаю.

Бог приподнял брови.

– Ты мечтаешь?

Аид ничего не ответил.

– И… эм… о чем же ты мечтаешь?

– О том, чтобы ты перестал всех доставать.

– Несправедливо, – сказал бог.

– Например, чтобы избавиться от тебя, я мог бы отправить тебя в лес Отчаяния. Но, вероятно, твой самый большой страх – это жизнь только с одним сексуальным партнером.

– Трагедия, – сказал Гермес.

– А это значит, что я бы выбрал другой подход.

– Ты действительно об этом думал, – сказал Гермес.

– Во-первых, я бы проклял тебя так, чтобы ты всегда казался непривлекательным любой потенциальной любовнице.

Гермес ахнул.

– Во-вторых, я бы позаботился о том, чтобы ты никогда больше не ловил свой ритм. Это относится и к танцам, и к сексу.

– Ты бы не посмел, – протянул Гермес.

– Чтобы вид твоего пениса приводил бы всех в ужас.

– Ты чудовище!

– Это даже не самое любимое, – сказал Аид с ухмылкой. – Я бы еще сделал так, чтобы каждый сериал, который ты начинаешь смотреть, никогда не заканчивался.

– Нет! – Гермес взревел. – Это правда, что говорят люди. Ты жестокий бог.

Аид пожал плечами.

– Ты сам спросил.

– Это правда, – сказал Гермес. – Надеюсь, тебе полегчало.

Аид услышал усмешку в его голосе, но не понял, почему Гермес улыбается.

– Что смешного? – спросил он, посмотрев в сторону бога, но обнаружил, что того там больше нет.

Аид снова остался один, и хотя он ненавидел тупую боль разочарования, которая расцветала у него в груди, он чувствовал себя гораздо более настоящим, чем раньше. Вновь сосредоточившись, он продолжил путь по лабиринту. Он никак не мог понять, куда именно направляется – ближе к центру или дальше. Он даже не знал, куда ему следует направляться. Он просто знал, что остановиться было бы еще хуже.

Это означало бы сдаться.

В какой-то момент он завернул за угол и столкнулся лицом к лицу с тьмой другого рода. Он остановился на ее краю в нерешительности. Он знал, что не добрался до конца лабиринта. Он подозревал, что это его середина – или, по крайней мере, ближе к ней.

Насколько обширна была эта тьма? Насколько бесконечна? Он сходил с ума, окруженный стенами. Что произойдет, если вокруг ничего нет?

Аид выставил вперед одну ногу, затем другую, и, когда темнота обступила его со всех сторон, он подумал, что именно с таким ощущением он столкнется, если войдет в лес Отчаяния, – с небытием, пустотой.

С одиночеством.

Вдруг волной хлынул яркий свет и разогнал темноту так внезапно, что у него заслезились глаза. Смех Тесея эхом разнесся по пространству, которое, как теперь убедился Аид, было центром – лабиринт расходился на многие мили в каждом направлении.

– Ты выглядишь нелепо, – объявил Тесей.

Аид моргнул, привыкая к свету, и увидел Тесея напротив себя. Из них двоих как раз он был тем, кто выглядел нелепо. Он был слишком чистым и опрятным для безумия этого проклятого лабиринта – одет в сшитый на заказ синий костюм и отглаженную белую рубашку.

– Я был бы разочарован, если бы ты не попытался сбежать.

Аид сверкнул глазами и крепче сжал свой нож-коготь. Тесей заметил это и прищелкнул языком.

– Гера будет в отчаянии, узнав, что ты убил ее любимца, – сказал Тесей.

Аид продолжал молчать.

– Знаешь, Аид, разговаривать с тобой – все равно что с кирпичной стенкой.