– Кто же этого не знает?

Они пошли по дороге.

Белый лев шел медленно. Пожалуй, четырех лап для него было слишком много. Непослушные белые лапы то и дело обматывались одна вокруг другой, иногда даже завязывались узлом.

– Я, пожалуй, полечу. Ходок я не из лучших.

Облако упруго, как на пружинах, подпрыгнуло и поплыло рядом с девочкой.

– Я бы сейчас выпило полфонтанчика, – мечтательно вздохнуло Облако. – А почему тебя зовут Лоскутик? Глупое имя.

– За мое платье, – тихо сказала Лоскутик, не глядя на Облако. – Я собираю лоскутья и подшиваю их к подолу и к рукавам. Я же не виновата, что мои руки и ноги почему-то все время растут.

– А о чем думают твои папа и мама, которых всегда полно у вас, у людей?

– Они давно умерли. Я их даже не помню.

– Но маленькие люди не живут одни. С кем ты жила?

– Ни «с кем», а «у кого», – сказала Лоскутик. – Я жила у чужих людей. Когда я была совсем маленькая и умела только ползать по полу, меня взяла к себе торговка пуховыми перинами. Она набивала пухом перины и подушки. Пух летел во все стороны, а я ползала по полу и собирала его. Когда я подросла и уже научилась ходить, меня взял к себе богатый мельник. Я вытирала пыль с утра до ночи. Когда я еще подросла, я попала к торговке жареной печенкой. Целые дни я терла песком жирные сковородки. Но торговка выгнала меня. Она сказала, что я стащила кусок печенки. На самом деле печенку украл ее сынишка – обманщик и обжора. Тогда меня взял к себе жадный трактирщик. Я прислуживала его гостям и носила тяжелые кружки с вином. Но однажды я уронила кружку и разбила. И тогда трактирщик…

– О!.. О!.. – услыхала Лоскутик позади себя.

Она оглянулась.

Облако сидело в пыли, прямо на дороге, маленькое, сморщенное, и обливалось слезами.

– Я так и знало, что все кончится плохо, – тряслось оно в лунном свете. – Зачем, зачем ты мне все это рассказала? Чтобы я выплакало из себя последнюю воду? Да?

Лоскутик осторожно, обеими руками приподняла Облако. Оно было легче перышка. Еще дергая носом и горько всхлипывая, Облако обмоталось вокруг ее шеи. У Лоскутика по спине, между лопатками, потекли струйки воды.

Теперь Лоскутик шла медленно, часто спотыкаясь. Она плохо видела. Облако наползало ей на глаза.

Что-то стучало возле ее уха.

«Его сердце…» – подумала Лоскутик.

Они прошли через площадь Одинокой Коровы. Было тихо. Только в лавке Великого Часовщика в такт мелодично тикали все часы, большие и маленькие, – чтобы убаюкать старого мастера.

Чем ближе они подходили к королевскому парку, тем выше становились дома по обе стороны улицы. Дома были с балконами, башенками и флюгерами. В некоторых окнах даже виднелись горшки с цветами. Это были дома богачей. В этом городе определяли богатство: сколько горшков с цветами стояло на окнах.

В этом городе говорили:

«Вы слышали, моя дочь выходит замуж за очень богатого человека… Вот счастье привалило! Вы только подумайте, у него семь горшков с цветами!»

«Главный тюремщик все богатеет, у него одиннадцать горшков с розами!»

«Этот чудак, старый мастер зонтиков, вконец разорился. Вчера у него завяла последняя маргаритка. Бедняга, ему не на что было купить воды, чтобы ее полить…»

Наконец улица кончилась. Лоскутик вышла на Дворцовую площадь.

– Ох, пыли наглоталось… – простонало Облако. – Не могу больше. В горле так и жжет. Ну, скоро королевские сады?

– Мы уже пришли. Вот они, – тихо сказала Лоскутик. – Смотри. Там все другое. Как в сказке.

За тяжелой чугунной оградой стеной стояли деревья, серебряные с одного бока. Из травы поднимались цветы. Как живые, в лунном свете шевелились фонтаны.

Облако, скользнув по шее девочки, перевалило через ограду и, пригнув струи воды, нырнуло в ближайший фонтан. Послышалось бульканье, как будто на дно фонтана опустили огромную пустую бутылку. Потом Облако, большое, пышное, выкатилось из воды и развалилось на росистой траве, с наслаждением поворачиваясь с боку на бок.