Егорка тут же остановился и произнес монолог, которому позавидовал бы театр на Таганке:

– Миш, а ты молодец! Да я, если хочешь знать, проверял тебя! Точно, надо залечь в кустах и ждать. Может это и хорошо, что я рыбку напугал. А теперь мы спрячемся, а она будет ломать голову и думать, чего это мы там бегали? Может, чего вкусного оставили!? И начнет подплывать стаями к нашим удочкам! А мы ее тут «ап!» и в ведро! Ну как?!

Я ответил:

– Ты чего, блинов объелся?! Во-первых, рыба не может думать. Во-вторых, где ты видел, чтобы настоящие рыбаки прятались от рыбы! Мы же с тобой не на кабана или зайца охотимся. Ты еще скажи: «Давай в загон станем!»

У Егорки сразу загорелись глаза, и он спросил:

– Миш, а что такое загон?

Я раскрыл от удивления рот.

– Ты что, книжек не читал про охоту? Загон – это когда одна группа охотников выслеживает зверя, заходит к нему сзади и гонит его на тех охотников, которые стоят впереди в засаде! А те его «Пиф-паф!». Понял?

Егорка восхищенно ухнул:

– Ух ты, конечно, понял! – И тут же предложил мне:

– А давай и мы сделаем загон! – И увидев, что я сержусь, умоляюще произнес:

– Ну хотя бы маленький загончик!

Я махнул на него рукой, снова посмотрел на дуб, все еще думая о его защите от дождя, махнул рукой и надвинул ведро. Но в это момент раздался оглушительный Егоркин вопль, перекрывший на мгновение нарастающий рокот грома приближающейся грозы:

– Аа, оо, ой, ей, ей! Больно! Мии…ша!

Я снова высунул голову из-под ведра и увидел такую картину: у Егорки на голове высилась железная башня, с которой он, шатаясь из стороны в сторону, бродил по берегу и отчаянно орал. Ему оставался один шаг до реки и, если бы я не подскочил к нему и не схватил его за эту самую башню, он бы свалился с берега в реку.

– Ты чего придумал! – прокричал я ему, и сквозь новый и более сильный рокот грома услышал:

– Снии…мии!…

Я понял, что мой друг снова нашел приключение на свою голову, и помог ему снять бак с головы.

– Ну ты даешь! – только и проговорил я.

Он тут же стал оправдываться.

– Понимаешь… Я увидел, как хорошо ты устроился под своим ведром и тоже хотел забраться под свое… Но оно же сплющенное, вот и застряло у меня на голове…

– Так, Егорка, – сказал я ему, – мне надоело мокнуть под дождем! Бежим прятаться в дупло, – и я показал в сторону дуба.

Только мы собрались бежать к нашему дубу, как вдруг, посмотрев на удочку, я не увидел поплавка. Я раскрыл от удивления рот и взглянул на Егоркину удочку. Не было не только Егоркиного поплавка, но и самой удочки! Егорка перехватил мой изумленный взгляд и заорал на всю речку:

– Мишка, моя удочка сгинула!

Его удочки точно не было на том месте, где он ее оставил. Рядом с берегом зашевелилась какая-то палка и медленно поплыла по реке, изредка останавливаясь, а затем продолжая свой непонятный путь.

– Мишка! – почему-то шепотом произнес Егорка, – так это же моя удочка!

Я сказал: «Ага!»

– Что же делать? – запричитал Егорка, снова начиная обувать туфли и одевать рубашку.

– Да что ты делаешь! – прокричал я ему сквозь рев грома. – Раздевайся и плыви за удочкой! Похоже, что у тебя клюнула большая рыба, если даже удочку утащила!

Егорка промычал "Угу!" и стал быстро раздеваться.

– Ну, – сказал он с энтузиазмом, – теперь она от меня не уйдет! – и бултыхнулся в речку.

А я с досады, что уже очень сильно промок, схватил вещи, чтобы забежать под дерево и оттуда наблюдать за Егоркиным заплывом. Но, взявшись за свою удочку, чтобы выбросить ее на берег, я вдруг почувствовал, что удочка стала какой-то уж очень тяжелой. Я сильнее потянул ее, она стала сгибаться дугой как охотничий лук и вдруг из воды показалась огромная рыбья голова!