Используя заколку, как штыковую лопату, Сурикат проделал дырку в фанерном полу клетки, пролез через нее, скатился со стола, побежал не как обычно по центру комнаты, а рядом с плинтусом, добрался до двери, и даже выбежал из лаборатории на улицу… Но его схватил за лапу Ботаник, в тот момент, когда он зажмурился от яркого солнечного света.
Толстяк каждый раз болел за Суриката, когда тот сбегал, и каждый раз облегченно вздыхал, когда тот возвращался в клетку. Ведь у Толстого был единственный друг, остальные клетки стояли на других столах поодаль. Да и общаться с мышами Толстый не очень любил, считая их существами, стоявшими на более низкой ступени эволюции – те совершенно не разбирались в поэзии.
Однажды вечером после работы одинокий Профессор не сразу пошел домой, а сел в большое кресло в лаборатории и стал смотреть футбол, постукивая кулаком по подлокотнику кресла.
– Давай, Аланчик, поднатужься, сынок. Палец-то на ноге прошел уже поди… пасуй, пасуй!
И Сурикат с Толстяком тоже смотрели футбол, совершенно осознанно.
– Профессор вспомнил, что Алан недавно провел большую часть матча со сломанным пальцем на ноге, – перевел Сурикат Толстому восклицание Профессора.
– Вот красава! – кивнул Толстяк, не отрывая взгляда от экрана телевизора, – ты смотри, смотри, как он мяч ведет, да это просто вальс какой-то!
Шум болельщиков усилился. Сурикаты напряглись, но в этот раз гола не случилось, расслабились. Ботаник сегодня дежурил в лаборатории, к футболу он был равнодушен, поэтому сидел, уткнувшись в медицинский учебник по хирургии.
– Эй, Паш, посмотри, чего это наши Сурикаты так распищались? – Профессор посмотрел на часы. – Да и вакцину давать пора.
Когда Ботаник подошел к клетке со шприцем, полузащитник российской сборной, наконец-то, забил решающий для матча гол. Наши Сурикаты совсем, как настоящие болельщики, запищали, запрыгали от радости и даже попытались обняться через прутья решетки. Ботаник в ужасе уронил шприц. Профессор обернулся и посмотрел на него с укоризной.
– Опять? Твоя нерасторопность умножает на десять затраты на твое обучение.
Бледный Ботаник сглотнул слюну, тыча пальцем в клетку, где замерли наши герои, прижав уши.
– Сурикаты за «наших» «болели»! – охрипшим голосом произнес Ботаник.
Профессор от такого неожиданного заявления сначала опешил, потом стал громко ржать, смеялся от души, вытирая выступающие на глаза слезы.
– Что? Ну, ты даешь, Пашка! А почему не за чехов? Патриотичные Сурикаты, ха-ха-ха! Хотя тогда они вообще-то за ЮАР должны болеть. Ну и шутки у тебя!
Ботаник энергично замахал головой из стороны в сторону.
– Точно «болели»! Сработала наша вакцина! Да они и сейчас нас понимают! Испугались даже, уши прижали! Смотрите скорей!
Толстяк толкнул в бок Суриката, и они сразу преобразились в беззаботных, глупеньких сурикатов, занятых чисткой шерстки. Профессор как раз к клетке подошел, посмотрел. Потом на Ботаника внимательно, даже с некоторым беспокойством. Поднял ему веко.
– Ты вчера день рождение отмечал, кажется? Хорошо отметили!
– Да я вообще не пью! Они притворились обычными. Какие хитрые… Но я докажу… – И к сурикатам повернулся. – Я буду следить за вами днем и ночью, слышите?
Ботаник показывает двумя пальцами на свои глаза, потом на глаза Суриката, как в фильме «Знакомство с Факерами». Профессор крутит себе пальцем у виска. Потом задумчиво смотрит на Суриката.
– Вообще-то, кое в чем ты прав. Этому изобретательному Энди Дюфрейну, ни в коем случае нельзя дать убежать. У него явный прогресс. Устроим-ка мы ему камеру, похлеще, чем в Шоушенке. Да и другу его тоже надо…