– А где понятые? – невинно глядя в глаза вновь закипающему от злости следователю, спросила я.

– Какие понятые, гражданочка? Вы в своем уме? У вас, что, опознание проходит, или еще что-нибудь аналогичное.

Но я была неумолима.

– Если вы нарушите закон, я буду жаловаться.

Следователь посмотрел на меня долгим ненавидящим взглядом, а потом устало вздохнул. На его лбу крупно читалась надпись: «Вот только вздорных дамочек мне среди ночи и не хватало!». Но по его обреченно поникшим плечам я поняла, что он сдался.

– Хорошо, что вы хотите, чтобы я зафиксировал с помощью понятых?

Я задумалась. Он терпеливо ждал. Этот ночной вызов был для него сущим кошмаром, но он держался молодцом. Машка стояла рядом со мной в воинственной позе, готовая защищать меня до последней капли крови.

– Я могу быть понятой, – вдруг сказала она. Следователь посмотрел на Машку взглядом затравленного зверя.

– Вы – свидетель, – тихо возразил он. – Хотя… – он вяло махнул рукой.

– Но понятых должно быть двое, – настаивала я.

– Где же я вам среди ночи второго возьму, а? – Следователь чуть не плакал. И вдруг произошло чудо. В дверь кухни неожиданно заглянул мужчина. Он с интересом разглядывал нас, а мы пялились на него. В руке у мужчины было пустое мусорное ведро. Мужчина еще с минуту рассматривал нас, а потом сказал:

– Вы меня извините, я тут мусор выносил. А вы так громко ор… разговаривали, вот я случайно и услышал. Еще раз извините. Просто голос знакомый. – И он многозначительно взглянул на следователя. Тот прищурился и вдруг как подскочил, чуть не до потолка.

– Ну, надо же! Олег! Ты как здесь? Сколько лет, сколько зим.

И тут пришла очередь удивляться уже нам с Машкой. Мужчины бросились обниматься-целоваться. Все происходило так, словно на часах было не два часа ночи, а, по крайней мере, два часа дня. И словно бы мы вызвали милицию не для раскрытия таинственного происшествия, а для встречи старых школьных друзей. Когда они вдоволь наобнимались, следователь вдруг стал нормальным человеком. Видимо, эта неожиданная встреча его окончательно разбудила. Он извинился перед нами и объяснил:

– Это мой друг детства. Мы выросли вместе. А потом потерялись. Как-то пути разошлись, и все. А тут такой случай. Ну, надо же! Мистика!

Его «друг детства» поставил мусорное ведро посреди кухни и представился по всей форме:

– Олег. Извиняюсь за столь неожиданное вторжение, но вы действительно так орали на весь подъезд, что я все слышал – у вас двери нараспашку.

– А чего это вы шляетесь по ночам по подъезду с мусорными ведрами, – съехидничала Машка. Олег улыбнулся и очень тихо сказал:

– Вдохновение.

– Чего? – выпучила глаза Машка. – Какое вдохновение?

– Понимаете, я книгу пишу. По ночам хорошо работается. А мусор – это так, между делом, спина затекла – решил размяться. А тут вы с вашими разборками. Но дело даже не в вас, простите. Я бы мимо прошел, но услышал Колькин голос и ушам своим не поверил – у него же голос незабываемый! Мы с ним в школе были друзья «не разлей вода». Мы же не москвичи оба. Мы из Хабаровска. Представляете? Я просто в себя не могу прийти. Все после школы разъехались и потерялись. Это же просто чудо! Вы уж простите меня за вторжение, но я, кажется, могу искупить свою вину. Вам вроде бы понятые были нужны – я готов. Так сказать, чтобы оправдать свое присутствие.

Во время этого монолога следователь сидел в углу на табуретке и тихо давился от хохота. Наконец он не выдержал и захохотал в голос. Мы с Ленкой изумленно уставились на него. Он махал на нас руками и никак не мог успокоиться. Машка налила стакан воды и поставила перед ним. Он судорожно выпил воду и осипшим от смеха голосом, смог выдавить из себя примерно следующее: