– Что, жирок-то нагулять успел, а? Благо, осень нынче богата на дары. Теплынь уже какие сутки стоит! – съязвила я, но зверь и ухом не повёл.

– Да, думаю, не пропаду, если что. Волка, как говорится, ноги кормят, какова бы ни была осень или зима.

М-да, на разговоры Лютый не мастак был всегда, тем более на провокационные.

– Ну смотри, а то, говорят, зима в этом году морозная будет, холодная… По ночам особенно.

– По ночам? Что так? – наконец проявил интерес к беседе Лютый.

– Да бессонница проклятущая меня достала. Какую ночь маюсь! – не вытерпела и пожаловалась я.

– Так ты бы травки попила успокаивающей, отварчики какие. Может, и полегчает.

Теперь уже я с интересом взглянула на собеседника, выказавшего вдруг такую заботу.

– Да пила! Вон Трут с Варсом меня уже чем только ни опаивали, ничего не помогает!

– А если с Дрёмой10 поговорить? Может, она подсобит?

– Нет, не выйдет. Ты же знаешь, Лютый, меня все только стороной обойти за три версты горазды. Кто же по доброте душевной злой богине помогать будет? Не вариант, – махнула я сокрушённо рукой. – Так что буду теперь все ночи бессонные трудиться не покладая рук.

– Кто это тут бессонными ночами трудиться, не покладая рук, намерен? – услышала я знакомый певучий голос.

На полянку павой выплыла статная девица, Авсения, то бишь, сестрица моя ненаглядная (век бы на неё не глядеть!). В платье ярко-алом, в сапожках новеньких – ишь, пряжки как в свете лунном серебром полыхают! В водопад огненных волос ленты изумрудные вплетены. На запястьях браслеты золотые переливаются, на пальцах перстни яхонтовым огнём горят. Стоит себе высокая, стройная, в руках ветку рябиновую вертит небрежно, гроздья ягод зрелых перебирает.

«Эх, прав был Варс! Наверное, надо было-таки принарядиться ко встрече сердешной. А то прямо как девка деревенская стою тут при дочке боярской», – с досадой подумала я. Вот ведь как вышло! И чего я снова не послушалась?

– Здравствуй, Авсения! Запаздываешь, ждать старшую сестру заставляешь. Нехорошо-о-о, – пропела я сладким голосом.

– Ты уж извиняй, Мораночка, дела всё! Как же я обязанности свои оставлю? Не пристало мне от дел своих отмахиваться! А ты, я смотрю, всё хорошеешь и хорошеешь день ото дня. По тебе и не скажешь, что бессонница тебя, бедняжку, заела, здоровье бесценное подточила, – улыбнулась Авсения ядовито.

Ага, подслушивала, значит! Я живо представила себе сестрицу, сгорбившись, стоявшую у ближайшей сосны, одной ногой угодившей в … муравейник, (а что, как хочу, так и фантазирую!), и жадно ловившую каждое слово.

– Ох, и не говори, милая! Бессонница-то пакость жуткая, да красоты моей не испортить ей – и не с такими бедами справлялись. А ты, я смотрю, вся в работе, трудишься без отдыха. Поберечь себя надобно, а то уже и круги тёмные под глазами пролегли, аж в свете луны заметно… Не щадишь себя совсем, сестрица. Ещё чуток – и на умертвие ходячее смахивать начнёшь.

– Да что ты, куда мне до тебя? Это ты ведь у нас в народе как ведьма да упырица больше известна! Не обижайся уж, молва народная такова, – сочувственно улыбнулась Авсения. – Но слава твоя почище любой красоты кикиморы болотной блещет.

– Да, чем-чем, а славой меня народ не обделил, это верно! Только всё это меня ни капельки не задевает: главное, что сила моя поболее, чем у некоторых будет. К примеру, твоей, раза эдак в три.

Улыбка на мгновение исчезла с лица Осенней богини, но тут же появилась вновь и засияла пуще прежнего.

– Что ж это мы всё про работу да про работу? Расскажи лучше, как житьё-твоё бытьё. Как тебе в избушке-то живётся лесной? Не тяжело? Поди самой готовить, стирать, печь топить приходится?