Догнали почти сразу.

– Быстро беги к шефу, он тебя сырого съест.

Невкусным можно и подавиться.

На этот раз Верочка кивнула головой в сторону директорской двери.

– Проходи.

В кабинете «сам», Григорий Владимирович и Вася. У управа вид обиженного и оскорбленного.

– Садись, – выцеживает Плетнёв.

Гвоздикин невозмутим. Плетнёв начинает с трудно сдерживаемой угрозой:

– Ты почему не пришел, когда я тебя вызвал?

– Я приходил, но вы были заняты, и я пошел на свое рабочее место, чтобы не прерывался производственный процесс. А секретаря попросил прислать за мной, когда вы освободитесь. Время надо ценить.

– Сильно умный? Мог бы и подождать! А что ты вчера говорил?

– Вам уже доложили.

– Почему ты не зашел к управляющему?

– После пяти распоряжения администратора для меня не существуют.

– Я на его месте отстранил бы тебя от работы!

– И оплатили бы вынужденный прогул за свой счет.

До этой фразы он чеканил слова, постукивая пухлыми кулаками по столу в такт своим мыслям вслух. После нее он обхватил ладонями углы столешницы и наклонил корпус вперед.

– Кто он, по-твоему?

Судя по кивку головой, вопрос относится к Васе.

– Бестолочь.

Вася пустил в ход свои желваки и стал краснеть лысиной. Михаил Иванович уперся на руки и начал медленное поднятие корпуса.

– Так нельзя, – вмешивается парторг. И неясно, к кому это относится.

– Быть управляющему бестолочью? Конечно же, нельзя!

Плетнёв садится, приняв решение.

– Можете идти! Вы уволены. С завтрашнего дня на работу можете не выходить!

Это звучит ледяным приговором.

– С работы я уйду после вручения выписки из приказа на увольнение, до этого момента я буду находиться на своем рабочем месте.

– Сильно грамотный?

– Достаточно.

Похоже, что он не привык к возражениям со стороны подчиненных. Он снова стал медленно подниматься из-за стола с таким выражением на побагровевшем лице, которое говорило о его намерении пустить в лоб «сильно грамотного» тяжелую чернильницу, непонятно зачем торчащую на его столе. Есть же авторучки. Его оппонент на всякий случай взялся за спинку стула, скорей всего, с намерением этот бросок отразить. Немного поразмыслив и поняв, что психоатака не прошла, он положил чернильницу на место и пухлым пальцем указал на дверь. Если хорошенько подумать, то этот жест означает окончание разговора. Так и есть: дверь за спиной и никто не зовет обратно.

Ну вот, три минуты со всеми эмоциями, а говорят: в конторе сплошная волокита. У нас все решается в момент. Теперь надо ждать бумажки. Но с бумажкой дело затянулось. Их сиятельство ограничилось тем, что перестали замечать и здороваться. В карьере слесаря это непоправимый удар.

Петрович решил снять с саней боковины, чтобы можно было возить дрова. В работе понадобился лом, но имеющийся был сделан из сыромятины и в процессе эксплуатации приобрел волнообразную форму, что потребовало некоторой его корректировки.

– Остап, дай кувалду.

– Зачем она тебе?

– Хочу лом выровнять.

– Эх ты, грамотей, смотри, как надо!

Несколькими ударами о гусеницу «дэтэшки» он быстро придал этому электронному инструменту первоначальный вид.

– Лихо, спасибо за науку.

– Вообще-то лом правят через колено.

– Покажи.

– Ставь колено.

Окружающие жеребцы заржали, довольные тем, что подкололи умника.

Потапенко набрал толпу, и мы все перетащили эти щиты за кузню, чтобы они не лежали на дороге.

– Скоро выпадет снежок, ты про них забудешь, и кто-нибудь обязательно переедет эти щиты. Скорей всего, это будет к седьмому ноября как подарок к годовщине Октября.

Снежок выпал гораздо раньше и к шестому лежал плотным покрывалом, скрывая не только щиты, но и старые движки и колеса, стоящие торчмя. Шестого, как обычно, началась предпраздничная уборка. Потапенская «семьдесятипятка» утаскивала ненужный хлам на свалку за поселком, которую в народе называли 9-м складом, потому что среди ненужного можно было найти очень много полезного, чего не было даже на закрытых складах.