Возглавить торговую миссию в ранге полномочного посланника было поручено камергеру Николаю Петровичу Резанову[10], который стал отвечать не только за подбор членов миссии, но и был обязан принять активное участие в подготовке самой экспедиции. Я достаточно хорошо знаю этого молодого и энергичного вельможу, и как раз на сегодня с большим трудом добился у его превосходительства, вечно занятого неотложными государственными делами, аудиенции. Коротко выслушав мою просьбу и данную мною краткую характеристику твоих деловых качеств, он дал согласие на включение тебя в состав своей миссии.

Так что, Андрюша, Богом молю, постарайся не подвести меня.

– Что ты, батюшка! – горячо воскликнул тот. – Верь в меня, как в себя…

Он прямо-таки ел глазами отца, все еще не веря удаче, свалившейся на его голову. Свершилось – он действительно пойдет в кругосветное плавание в составе экспедиции! Ай да батюшка! «И небываемое бывает!» – вспомнил он возглас Петра I после захвата в 1703 году двух шведских кораблей в устье Невы. И действительно, казалось бы, невозможное стало реальностью. Андрюша даже суеверно ущипнул себя за мочку уха, чтобы убедиться, что это не сладкий сон.

А Петр Иванович, словно не замечая состояния сына, поведал необходимые тому данные о его новом начальнике.

– Николай Петрович Резанов родился в 1764 году, имеет придворный чин камергера, что в соответствии с Табелью о рангах[11] приравнивается к флотскому чину контр-адмирала. В начале 90-х годов женился на дочери именитого купца Григория Ивановича Шелихова[12], одного из основателей официально оформленной в 1799 году Российско-Американской компании. После скоропостижной смерти Шелихова становится одним из главных пайщиков Компании и одним из ее учредителей, а с 1800 года после перевода ее правления из Иркутска в Петербург избирается главой ее правления.

Сухие официальные данные, за которыми скрываются перипетии жизни одного из ярких представителей государственных деятелей послепетровской России.

Теперь Андрюша денно и нощно все свободное от службы время посвящал изучению накопленных сокровищ. Начал изучать и звучный испанский язык, так как отплытие экспедиции в кругосветное плавание намечалось только на конец лета следующего, 1803 года, и времени на это было предостаточно. По этому случаю прикупил и давно присмотренные дорогостоящие старинные испанские книги, благо, что батюшка под каким-то предлогом всучил ему довольно крупную сумму денег, отказаться от которых в силу сложившихся обстоятельств он просто не смог.

А матушка только дивилась упорству сына. Она уже давно смирилась с принятым мужчинами решением и все никак не могла насмотреться на своего милого сердцу Андрюшеньку, отгоняя прочь мысль о предстоящей разлуке. Она даже шикала на дворовых, когда в доме, по ее мнению, становилось слишком шумно:

– Забыли, что ли, оголтелые, – молодой барин работает!

Сама же, отгоняя прислугу, приносила в комнату сына то кофе со сливками, то еще что-нибудь вкусненькое, а сама с чисто женским любопытством поглядывала на ворох книг и карт, над которыми корпел ее сынок. И умилялась: «Какой же он у меня умненький!» А однажды поздно вечером с наигранной строгостью сделала ему замечание, указывая на канделябры с оплывшими восковыми свечами:

– Ты, Андрюшенька, скоро разоришь семью – на тебя же свечей не напасешься! – но не выдержала и радостно рассмеялась, на что сын ответил ей благодарной и милой ее материнскому сердцу улыбкой.

И все же Андрюша как-то заглянул в Английский клуб, чтобы хоть несколько расслабиться от своих ежедневных бдений за письменным столом и сменить обстановку. Завсегдатаи клуба, друзья и просто приятели, радостно приветствовали его, приглашая к своим столикам. Но тут он встретился с устремленным на него взглядом. Ба! Да это же Фаддей Беллинсгаузен! Они дружески обнялись, приняли по маленькой. И Фаддей, несколько стесняясь, сообщил: