Глава 3. Расти большой, не будь лапшой!

О “ пробелах” в воспитании Марсика Матвей как-то и не думал. Считал, что жизнь сама внесёт определенные коррективы. Главное, чтобы пёс беспрекословно выполнял “приказы” хозяина и не был ему ни в чём помехой. Это Марсик усвоил как дважды два. Если “рядом”, значит быть у ноги хозяина, пусть даже если впереди, в проулке какая-нибудь невестёнка -вертихвостка вильнёт приветливо задом. Если “вперёд” – то ни вода, ни огонь не остановят его. Так надо! и точка.

Но случилось однажды непредвиденное, нештатная ситуацию, о которой Матвей как-то и не подумал. Да и откуда он мог знать. На Колыме не имели понятия, что такое воровство, даже не слышали подобных случаев. В краю зеков и лагерей этого зла не существовало. Уходя из дома или квартиры, хозяева никогда не закрывали своё жилище на замок. Просто притыкали дверь на какую-нибудь палочку, на худой конец, вешали старый ржавый замок в проушину. Так, для вида, чтобы было понятно – хозяев нет дома. И никто ничего не трогал. Это уж потом, когда люди хлынули за длинным рублём, “узаконилось” воровство, появились бичи.

С воровством Матвей столкнулся на зимней рыбалке на реке Колыме. Там у него был домик-палатка с буржуйкой, с двумя лежаками, своего рода мини – дача. (Звучит-то как!!! Особенно сейчас. Дача на Колыме! Не на Канарах!). Домик-палатку Матвей мастерил на двоих. Думал Матвеевну приобщить к этому делу. Но женщина, есть женщина. Не трепещет у неё сердце при виде большой лунки в двух метровом льду. Вот это не понятно! Сидишь ведь перед лункой, как над огромным аквариумом и на дне всё до камушка видно. Как же такое чудо не может волновать?! А рыба, когда ходит?! И это не тронуло Матвеевну. Ну и ладно. Второй лежак всё равно сгодился: теперь на нём спал Марсик.

Ему было около девяти месяцев, когда Матвей взял его на серьёзное “дело”, – зимнюю рыбалку.

Клёв был изумительный. Только начало светать, пошла “работа” до седьмого пота. Причём, если Матвей “потел” над лункой, доставая из воды серебристых хариусов, то Марсик “принимал продукцию” за дверками палатки: пока, пойманный Матвеем хариус и выброшенный на лёд, с минуту другую дрыгался на пятидесятиградусном морозе, Марсик облаивал рыбину, тыкался в неё носом, чтобы она ещё “поплясала”, но хариус тут же замерзал, переставал двигаться. Переставал лаять и Марсик, недоумевая, что случилось с этой голяшкой. С опаской трогал её лапкой, переворачивал с боку на бок. Когда же она превращалась совсем в ледяшку, он терял к ней всякий интерес. Только отходил от неё -тут из палатки на лёд падал очередной хариус. И опять Марсик, громко тявкая, о чём-то спрашивал рыбу, тыкался носом, теребил её лапой.

На лай Марсика, оглашавшего русло Колымы, прибежала дворовая собачонка по кличке Вихляйка. Надо вам заметить, пренеприятная собачонка, эта Вихляйка. У неё раньше была другая кличка, какая, Матвей не помнил. Не трудно догадаться, за что она получила кличку “Вихляйка”: великолепный мастер подхалимажа, она наизнанку выворачивалась, чтобы вымолить кусочек хлеба у незнакомого человека. Так виляла хвостом при этом, что задние ноги не стояли на месте, и вся она вихлялась из стороны в сторону. Таким образом приноровилась кормиться вокруг людей. Увяжется за грибниками, знает, что те будут обедать и ей что-то перепадёт. Грибникам ладно, а охотникам каково, если Вихляйка привяжется за ними?!

Как-то ещё давно, когда Марсика и в помине не было, увязалась Вихляйка за Матвеем. Он шёл охотиться на уток. Она за ним. Как не прогонял Матвей её, что об стенку горох. Спрячется за кусты, переждёт момент и опять за охотником. Утка, она же не дура! Ни за какие коврижки не сядет на озеро, если по берегу шастает собака. Не охота получилась, а так одна нервотрёпка.