Рассвет в Нопландии наступал резко. Здесь никогда не бывало никаких предрассветных сумерек, как это происходило на Земле, когда чёрная густота ночи сначала как бы размывалась и разбавлялась – словно кофе молоком. Солнце здесь всегда выскакивало внезапно и всегда очень радостное, шипящее, как яичница на сковороде. Шипеть, конечно, могли и какие-нибудь технические системы корабля, но в самом характере солнца это ничего не меняло. Первым же лучом оно превратило тёмный прямоугольник казармы в довольно весёленькое зданьице с симпатичным крылечком посередине и двумя аккуратными клумбами по обе стороны от него. Вторым лучом солнце дотянулось до солдатского плаца. Здесь, прямо под флагштоком, ещё с вечера расположился ко сну караул и прекрасно проспал всю ночь.

Ближе всех к флагштоку лежал начальник караула – сержант Ноплеф. Казалось, он даже во сне отдавал какие-то приказы, потому что его пышные усы время от времени шевелились. Солнце, как всегда, этим заинтересовалось. Оно подёргало сержанта сначала за один ус, потом за другой и даже попыталось кончик одного уса завернуть и засунуть в круглую сержантскую ноздрю. Однако сержанта Ноплефа было не так-то просто разбудить. Нос у него, как и у всякого старого вояки, был очень твёрд и не поддавался на провокации.

Оставив сержанта в покое на какое-то время, солнце принялось прохаживаться между другими солдатами караула. Все они спали в простых космических креслах, которые здесь, на плацу, были раскладные, а поэтому больше походили на шезлонги. Громче всех спал рядовой Ноплюх, который так и не перестал храпеть. Крепче всех спал рядовой Ноплиан. Он даже во сне натягивал на себя одеяло и судорожно вцеплялся в него обеими руками. Напуганный ночными шагами, этот солдат до самого утра не сомкнул глаз и заснул только на рассвете.

Солнце могло бы позволить рядовым солдатам ещё немного поспать, но разбудить старшего по званию оно всегда считало своей главной обязанностью. Вот поэтому солнце вновь вернулось к сержанту и вдруг резко щёлкнуло пальцем по его круглому сержантскому лбу. Звук был такой, будто гукнула внутри корабля какая-то аварийная система, и гул ещё не замолк, когда сержант Ноплеф уже отбросил одеяло, вскочил и замер рядом с шезлонгом по стойке «смирно». Впрочем, он по-прежнему спал. Веки его лишь немного приподнялись, да так и застыли – две сонные щёлочки. Это не совсем сочеталось с тем бравым видом, с каким сержант выпячивал грудь, но хорошо совпадало с его общей помятостью на лице и в одежде. Если бы Ноплеф пошире открыл глаза и увидел, что мундир его в беспорядке, он бы немедленно проснулся.

И всё равно сержант Ноплеф выглядел как истинный сержант. На это высокое звание, во-первых, указывала золотая кокарда, прикреплённая к треуголке на его голове. Кокарда была вдвое больше, чем у простых солдат. И сама треуголка больше. И голова тоже. Голова у сержанта вообще была чрезвычайно большая и ёмкая, как перевёрнутый чугунный котёл.

Во-вторых, мундир на сержанте был ярко-малиновый, как у всех, но всё же чуть более ярко-малиновый, чем у простых солдат. Ярко-ярко-малиновый. Мундир очень плотно облегал коренастое сержантское тело, а если немного и топорщился, то лишь в силу особенности покроя: он был короток спереди и сильно удлинён сзади. Рукава были тоже длинные. Длинные и широкие. Особенно широко они отходили от плеч, а внизу почти сходили на нет. Этот стиль всегда был характерен для ноплов. Разумеется, удлинённые рукава мешали работать (кому надо было работать) или воевать (кому надо было воевать), а поэтому в районе локтя каждый рукав имел прорезь, позволявшую высовывать руку наружу. Эти прорези были узкими, потому что и руки у ноплов были тонкие. Как и ноги. Зато на ногах превосходно держались любого размера башмаки, которые, вероятно из-за тонкости ножек, всегда казались немного великоватыми.