– И это все?– разочарованно протянул Мун. – Разве стоит ради этого пробираться в глубь Леса?

– Конечно. Когда ты вырастешь и станешь, например, охотником, и любой зверь будет нипочем – воспоминание об этом цветке даст сил. Ты, может, забудешь, зачем вышел на охоту, зачем терпишь холод и голод, но вспомнишь синий цветок и пойдешь дальше.

На столике у окна горела свечка. К сожалению, их осталось немного, поэтому расходовались они экономно.

– А почему мы никогда не видим это синее свечение из рощи?

– Кто знает,– улыбнулась мама.– Может быть, мы в это время спим.

– Тогда давай сегодня не будем спать?

Мама задумчиво посмотрела в окно. Все очертания снаружи были размыты запеленавшим мир снегом.

– Давай попробуем дождаться. Будем смотреть в окно – может, что-нибудь да промелькнет… – согласилась мама.

Ночь медленно текла, как снегопад ранней зимой. Мун смотрел вдаль на холм, который, видимо, являлся одним из обломков скалы. Он располагался где-то в километре от основания горы. Самое главное, что привлекало в нем Муна – одинокий фонарь, чуть-чуть освещавший лесной мрак. Возле него постоянно появлялись оранжевые снежинки. Словно не понимая, куда забрели, они резко разлетались и исчезали во тьме.

– Тебе не холодно, сыночек?

– Нет, – снова прошептал Мун.– Может, звери ушли от нашей горы? Давай прогуляемся до того фонаря…

Мама потускнела.

–Нет, сынок… Еще не время. Я сегодня слышала вой хищников.

– Как же я хочу к тому фонарю! Цветок светит так же сквозь тьму?

– Может быть, сыночек. Почему тебе так нужен тот фонарь? Что в нем такого?

– Не знаю… Мне, наверно, его жалко. Он такой одинокий. Для кого он светит? Разве там кто-то ходит?

– Когда звери уйдут, мы будем гулять к нему каждый день, – улыбнувшись, ответила мама.

Снег продолжал падать. Мун думал о том, что снежинкам не страшны звери. Они путешествуют с небес на землю, и наверняка могут с попутчицей-метелью за ночь побывать и на этом выступе, и у синего цветка, и где-то там, возле фонаря, который зачем-то светит в эту лютую беззвездную ночь.

Запасы трав дома заканчивались, а новые растения с приходом зимы находить становилось все сложнее. Потухла свеча.

Мун зажег ее снова и посмотрел на маму, ее глаза слипались.

Мама постарела внезапно. Однажды Мун увидел, как у нее появились морщины. Дальше он стал замечать, с каким трудом она поднимается вверх по горному проходу, как ей сложно открыть массивную дверь их домика. А потом он заметил то, чего боялся больше всего – у мамы стали тускнеть глаза. День за днём. И походка стала похожа на те теневые походки остальных обитателей деревни… Он, конечно, ничего ей не говорил, но стал внимательно присматриваться и с каждым днем замечал в ней изменения. Это ранило его. Скорее всего, мама понимала догадки сына и старалась чаще улыбаться, но улыбки становились все вымученнее, отчего для мальчика еще более болезненными.

– Видимо, я еще недолго продержусь без сна, – зевнув, прошептала она.

Муну сегодня не хотелось смотреть в окно в одиночку, но он быстро придумал, как себя развлечь.

– Я пойду, покатаюсь на карусели.

Мама удивилась.

– Лучше поспи, мой мальчик. Завтра вместе покатаемся.

Мун тоже устал за день. Через несколько минут оба заснули.

Проснулся Мун оттого, что мама гладила его по голове. Не прошло еще и часа, как он задремал.

– Сыночек, ты еще хочешь покататься?

Мун удивленно посмотрел на маму. Как-то странно было её предложение… посреди ночи… но мальчик кивнул.

Карусель несла его сквозь вьюгу, он восторженно смеялся, что случалось редко. Когда они с мамой попали на выступ, аттракцион не работал. Мун долго пытался его отремонтировать (разбираться в механизме мальчику понравилось намного больше, чем постоянно латать крышу домика), что, наконец, удалось.