– Терпи, миленький! Выручай! – забормотала Тая, ласковым голосом пытаясь задобрить питомца.

Шершень протиснулся и выбрался на свет. Игрунье пришлось прижать крылья к спине. Со сжатыми крыльями она ощущала себя беспомощной и неумелой, но после ряда судорожных раскачиваний и подтягиваний пролезть вслед за шершнем удалось и ей. Тяжело дыша, она расправила крылья, проверяя, целы ли они. По счастью, тонкие перепонки не пострадали, а вмятины и изгибы удалось быстро разгладить.

Тая постаралась как можно быстрее отползти от щели по мраморному полу, покрытому узорной мозаикой. Ее ладонь угодила в кучу острой щебенки и прутьев, разбросанных вокруг. Поваленные тумбы из яшмы и мрамора, массивные колонны, побитые и выщербленные так, будто орда варваров поколотила их молотками, разбитые и изуродованные барельефы на стенах – все это тонуло в сумрачном свете, проникающем через дыры в крыше дворцового зала. Едва бросив взгляд вокруг, Тая догадалась, что попала в заброшенный дворец, уничтоженный стихийным бедствием. Шептун пополз к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж, откуда струился дневной свет. Тая попыталась подняться, но угодила коленом в острый край расколотой мраморной плитки и едва не порезалась.

Под полом, в подземной пещере, никак не мог успокоиться каменный монстр. Он подпрыгивал и гремел тяжеловесными сочленениями. Наконец, в щель, через которую выбралась Тая, прыснула струя плоских булыжников. Они приняли форму каменной лапы, которая немедленно начала шарить по полу и молотить по плитам, которые ей удавалось нащупать.

Тая даже не успела испугаться – она мгновенно подскочила и бросилась прочь, подальше от этого чудища, справиться с которым не смогла бы, наверное, и целая армия рыцарей. Взбежав по ступеням за шершнем, она оказалась на цокольном этаже дворца, где некогда располагался парадный вход для приема гостей. Здесь было намного светлее, но дикие травы и густые кусты уже начали захватывать все вокруг, превращая разрушенный дворец в заросли. Птицы свободно влетали через провалившуюся крышу и порхали в ветвях. Отовсюду доносился разноголосый щебет и деловитое жужжание пчел.

Посреди зала высилась величественная статуя короля. Когда-то ее покрывало золото, отчего изваяние сверкало, поражая гостей, входивших через парадные двери. Но теперь позолота облезла, и казалось, будто одежда правителя порвалась, а кожа слезла с его тела и рук. Несмотря на это жалкое состояние, во взгляде и в позе короля читались мудрость и доброта, и Тая догадалась, что видит перед собой Ярвеля Лучезарного, погибшего десять лет назад, незадолго до Огненной бури.

При одной мысли о чудище, лезущем сквозь щель в полу, игрунью бросало то в жар, то в холод. Она выскочила наружу через дверной проем и попала во двор, заросший еще больше, чем внутренние помещения. Вода давно перестала журчать в брошенном фонтане, окруженном арками и галереями. Вокруг не было ни души – горожане боялись приближаться к этому месту, уничтоженному небесным градом. Зато стрекозы и дикие осы носились вокруг в изобилии – они обжили эти заброшенные руины и считали их своим домом.

Из кустов выполз лохматый паук, ростом едва ли не выше Таи. Пять его глаз с интересом уставились на беглянку, жвала задвигались, лапы согнулись и приготовились к гонке.

Что за напасть! Тая схватила Шептуна под уздечку и поскорее потащила его к выходу со двора. Порядочные игруны не шастают по руинам, а уж благородные дамы – тем более. Так сказала бы ее гувернантка, мадам Каппадокия.

Голубоватое светило Туманной Дымки перевалило за полдень, когда Тая выбралась наконец на улицы Облачного Вышеграда, взгромоздившегося на горное плато. Столица игрунов купалась в лучах Светозары. Ветер давно унес последние клочья тумана, и здания из разноцветной яшмы сверкали повсюду, куда падал глаз. Однако даже в разгар дня улицы оставались пусты: жители до сих пор прятались по домам, страшась высунуть нос.