– Один вопрос, матушка!

– Что вам еще?

– Где Марта?

– Боже мой, вы неисправимы! Неисправимы и непостижимы!

– Матушка!

– Да успокойтесь вы, герцог… Все в порядке с вашей Мартой. Я не хотела брать ее с собой, поскольку путешествие – не самое лучшее занятие в ее положении, но она такая же упрямая и взбалмошная, как и вы. Единственное, в чем удалось ее убедить, – это не появляться в Гюстрове. Она в небольшом фольварке в трех милях от города.

– Матушка…

– Что вам?

– Спасибо! Спасибо вам за все!

Я выскочил из покоев, отведенных брауншвейгским герцогам, как ошпаренный. Пролетел на одном дыхании до конюшни и только там выдохнул в лицо перепуганному конюху:

– «Коня мне! Полцарства за коня!»

Потом была бешеная скачка в начинающихся сумерках, ветер в лицо, топот копыт коней Аникиты с рейтарами за спиной.

Пока не изобрели электричества, люди ложились спать рано, будь то крестьяне или нобили. Обитатели этого фольварка тоже собирались спать, когда мы, разгоряченные скачкой, ворвались во двор, изрядно перепугав обитателей. Женщины встревоженно прятали детей, а мужчины брали в руки что поувесистей. В воздухе явно запахло дымом от фитиля мушкета, когда между нами и местными жителями встала хрупкая фигурка Марты.

– Принц! Мой принц! Остановитесь все!

Я соскочил с коня и бросился к ней.

– Марта! Моя Марта! – Потом обернулся к жителям фольварка и весело крикнул: – Это Марта, слышите вы! Моя Марта, а я ваш герцог, черт бы вас всех взял!

– Странник! Герцог Иоганн Странник! – прошелестел шепот в толпе, и мужчины, отложив в сторону свое оружие, опустились на одно колено.

Женщины, вынашивая ребенка, часто дурнеют, отдавая свою красоту еще не родившемуся малышу, но, бог свидетель, я никогда не видел никого прекраснее Марты, готовящейся стать матерью. Я смотрел на нее и не мог налюбоваться. Ничего не осталось от той прежней девочки, переодетой в мужской наряд. Сейчас даже такой круглый остолоп, как моя светлость, не смог бы принять ее за мальчика, столько было во всем ее облике женственности и неизъяснимой прелести.

Мы не виделись целую вечность, а у нас была только одна ночь, чтобы повидаться. Мы не успели сказать друг другу и половины слов, каких хотели, когда забрезжил рассвет. Пора было расставаться. Меня ждал Гюстров, мои войска, мое герцогство. Мог ли я взять с собой Марту? Наверное, мог, но вот в чем парадокс: я мог одним взглядом довести до обморока своих кузенов и их приближенных, но никакими силами никогда не смог бы защитить Марту от косых взглядов и унижений от светлейшей родни. Люди, никогда не осмелившиеся бросить вызов мне, с удовольствием отыгрались бы на ней.

С утра я был в лагере своих войск. Хайнц Гротте, ставший подполковником, или, как говорят немцы, оберст-лейтенантом, очень ответственно подошел к своим новым обязанностям. Порядок в лагере был образцовым, новобранцы под чутким руководством ветеранов, ставших капралами, маршировали и разучивали оружейные приемы. Дело у них явно спорилось.

Поскольку вербовка шла успешно и недостатка в кандидатах не наблюдалось, было сформировано восемь рот численностью примерно двести человек каждая. Сто двадцать из них были мушкетерами, шестьдесят пикинеров, два десятка гренадер. Изготовить «гренады» оказалось делом непростым, но решаемым. Останавливала лишь высокая стоимость одноразового снаряда. Пока в запасе было только по паре гранат на гренадера, и увеличивался запас крайне медленно. Помимо метания гранат, в обязанности гренадеров входила установка «испанских козлов» в случае атаки вражеской кавалерии. Была также сформирована артиллерийская рота. Среди других пушек, вывезенных из Кристианаполя, было несколько относительно легких, четырехфунтового калибра. Для них сделали легкие лафеты с постромками. В походном положении они перевозились лошадьми, а на поле боя в постромки впрягались люди из расчетов. Пехоту приучали прикрывать свои пушки, а пушки должны были прикрывать пехоту. Командовал моей артиллерией Клим, ну и Анисим частенько терся рядом, присматривался. Форма, придуманная мною для стрельцов, неожиданно стала популярной среди моих военных. С определенными изменениями, конечно. Кафтан покороче, никакой шнуровки по бортам, но отложной воротник, обшлаг и карманы с клапанами строго определенных цветов явно были заимствованы. В конце концов я махнул рукой, и «мекленбургский мундир» стал официальной формой моего полка. У мушкетеров, гренадер и пикинеров она была синего цвета, воротник, обшлаг и клапана были красными. У артиллеристов – наоборот, кафтаны красные, а все остальное синее. Кушаки у всех желтые, это святое. (Просто их слишком много заказали сразу, и я велел не умничать.) Когда мои орлы маршируют, зрелище просто завораживающее. Во всяком случае, зрители собираются со всего герцогства.