– С чего вы так решили? – спросил Олег.

– Пару раз он приносил мне вещицы, которые собирает, – ответил часовщик, – очень занятные творения. В Париже или Петербурге из него вышел бы отличный мастер, но в здешней глуши – сами понимаете, граф.

– Прохор, значит, – задумался Олег, – интересно.

Он выдержал небольшую паузу и, надев цилиндр, положил перед мастером серебряный рубль.

– Благодарю, месье Шабо. Обязательно загляну к вам еще как-нибудь.

– О! Всегда буду рад вашему визиту, граф, – поклонился часовщик.

Вернувшись в бричку, Олег сел напротив Парамона и, наклонив голову, стал молча о чем-то размышлять.

– Ваше сиятельство? – спросил Герасим.

– Я поскачу домой, – сообщил им Олег, – а вы пока останьтесь. Разузнайте подробнее про мельника и богадельню.

– Исполним, ваше сиятельство, – ответил Герасим.

– И еще, Парамон, – указал на него Олег, – ты же с кузнецом местным в родстве?

– Ну это так, да, – подтвердил Парамон.

– Ну так останетесь на несколько дней, проследите за сыном мельника, – приказал Олег, – когда он вновь засобирается из города, дайте знать. Что-то во всей этой истории не так.

– Исполним, барин, – согласился Парамон.

Оставив город, во второй половине дня, несколько утомившись, Олег вернулся в имение и приказал истопить баню, чтобы снять усталость от долгого путешествия верхом.

Бани особенно любил отец графа и еще при жизни устроил их на свой вкус.

Большой отдельный дом стоял на берегу специально вырытого по этому поводу пруда, в который подавалась проточная вода из небольшого быстрого ручья. От дома к пруду вела вымощенная тропинка, украшенная с обеих сторон статуями купальщиц, выполненными в греческом стиле. А в конце тропинки, прямо на берегу, располагалась открытая ротонда с мраморными ступенями, уходящими в воду.

Внутри дома была устроена большая гостиная, несколько гостевых комнат, сама баня и ванны на столичный манер. Парилки и ванные комнаты были обшиты липовым деревом, а ванны из уральского камня были отделаны искусной резьбой и серебряной чеканкой. Полы в помещениях были выстланы шлифованными мраморными плитами, которые подогревались специальной системой воздушных ходков, идущих от отдельной печи, устроенной в подвале.

Кроме этого, везде стояли мраморные статуи, висели зеркала и картины, любоваться на которые хозяин и гости могли, расположившись на дорогих креслах и диванах, выписанных из столичных мастерских Гамбса.

В общем впечатлении отдельно стоящий банный дом, как называли его дворовые, ничуть не уступал по своему оснащению и убранству столичным баням.

Помимо этого, своей новизной он затмевал главный хозяйский дом усадьбы, который требовал значительного обновления.

Приняв ванну и облегчив общее состояние в парилке, граф параллельно выслушал доклад нового управляющего о делах и в полном удовлетворении устроился отужинать в ротонде на берегу пруда, когда услышал приближающийся разгневанный голос:

– А ну пошли вон! Собаки безродные!

На тропинке, идущей от хозяйского дома к пруду, показался рассерженный молодой человек с тростью, которой он размахивал, пытаясь достать бегущего перед ним привратника Фрола.

– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! – вскрикивал Фрол, уворачиваясь от очередного удара незнакомца. – Ваше сиятельство! Спасите!

– Филимон, это что? – недоумевающе спросил Олег у управляющего.

Тот непонимающе пожал плечами и поспешил на выручку испуганному привратнику.

– А ну охолонись! – перехватил Филимон следующий удар и своей худой рукой накрепко схватил трость незнакомца, да так, что тот, пытаясь вырвать ее, ничего не смог поделать.

В результате Филимон отнял у незнакомца трость и преградил ему путь, когда до ротонды оставалось с десяток шагов.