Даша перевела удивленный взгляд на малышку.

– Ты так говоришь, как будто только и ждёшь, когда тебе позволят пойти учиться на стадион.

Тия с папой переглянулись и не сговариваясь покатились со смеху.

– Не «на стадион», а «в Стадиум»! – малышка держалась за живот и тряслась всем телом.

Даша почувствовала, как обида кольнула ее в грудь, и хотела оправдаться тем, что это слово для нее новое и неизвестное, но Тия сама перестала смеяться и с гордостью произнесла:

– Конечно, я хочу учиться! Я с нетерпением жду, когда настанет время ходить в Стадиум и постигать там всякие интересности. Это значит, что я стала взрослой. А когда я пройду все ступени, то превращусь в большого древлина, который может очень многое. А пока я ребенок.

Тия грустно вздохнула и развела ладошки в стороны.

Даша слушала размышления крохотного создания и осознавала – это маленькое существо из другого мира, в отличие от нее, понимает как необходимо учиться, стремится к знаниям, и как важно быть образованным.

– Рассуждения Тии гораздо взрослее моих! – с легкой завистью подумала Даша, – Быть может, даже как рассуждения девятиклассников. – и тут Даша разозлилась на себя. – А я как маленькая капризуля! А все беды от невежества, как говорит папа.

Даша готова была уже расплакаться и даже почувствовала горечь в горле, как вдруг настроение ее молниеносно переменилось. Желание плакать уступило место упрямству. Даша прижала подбородок к груди, сжала губы, наморщила лобик и шумно задышала, раздувая ноздри. В таком состоянии Даша все воспринимала в штыки и ни с кем и ни с чем не соглашалась.

– Это мое чувство плотивовечия! – оправдывалась Даша в свои несмышленые четыре года.

– Мою дочь подменили на капризную девочку-овна, – как тогда, так и сейчас, говаривал в таких случаях папа, – осторожно, она бодается!

Папины слова отчетливо зазвучали в ушах Даши. Она и сама знала за собой эту противную черту и понимала, что не права… Но уже не могла остановиться. Девочка чувствовала себя настолько уязвленной, что ей захотелось протестовать сразу против всего и против всех. Ощущая, как серое прокисшее упрямство, овладевает ее, Даша вытерла ладонью непрошенную слезу с щеки и уже открыла рот, чтобы возмутиться и высказать все свои недовольства. Как вдруг Матиас сдернул с головы шляпу, к всеобщему удивлению подпрыгнул с места, сделал сальто назад и приземлился на ноги. Даша от внезапности отпрянула и часто заморгала, сразу же позабыв, что хотела устроить небольшой скандал. Тия звонко захлопала в ладоши. А Матиас невозмутимо надел шляпу и весело произнес:

– И вот еще, милое дитя! Должен заметить, у вас восхитительное жилище. Порядок, чистота, простор и, что особенно чудесно, много света.

– Не то, что у нас… в катакомбах… – буркнула Тия.

Матиас в ответ только подмигнул своей дочери.

– Все будет хорошо, доченька! – он крутанулся вокруг своей оси. – Когда столько света, я прямо чувствую прилив разнообразных сил и всевозможных возможностей. Правда, красиво звучит: Всевозможные возможности! А еще лучше: Разные разнообразности!

Папа Мэт, придерживая цилиндр, опять подпрыгнул, сгруппировался, крутанулся в воздухе через голову и, опустившись на колено, галантно поклонился. Тия разразилась аплодисментами.

– Или даже так: Разновозможные всеобразности! – Матиас широко улыбнулся Даше. – Возьму-ка я сегодня в Стадиуме дорожку поэзии!

Импровизированное цирковое выступление Матиаса и его обходительность обезоружили и отвлекли Дашу. Девочка почувствовала, как тепло и янтарный свет разлились по ее телу и от обиды не осталось и следа. Она рассеялась вместе с серым упрямством, как дымка над морем, и Даша снова стала вежливой, покладистой и воспитанной.