Впрочем, Ира, кажется, действительно интересовалась живностью; во всяком случае, каждое свое появление сопровождала обходом клеток и долгими беседами с рыбками в аквариуме, а лично мне пару раз даже намекала на готовность вести экологический кружок при нашей станции.
В общем, имитация «семейного счастья» была достаточно полная, и когда в феврале меня пригласили на конференцию в Москву, я, как обычно, хотел отказаться: кто будет в мое отсутствие целую неделю кормить хомяков и рыбок? Но потом вспомнил об Ирке: а почему бы не поручить это дело ей? Благо университет из окна моей берлоги как на лабони, далеко ходить ей не придется, да и атмосферой моего обиталища пожилого северного медведя она не слишком брезгует…
«Дочурка», как я ее уже называл про себя, с радостью согласилась, и я оставил ей ключ от квартиры.
Конференция прошла так, как и полагается в наши дни проходить подобным мероприятиям. Помянули свершения былых лет, призвали (непонятно кого) принять «государственную программу освоения просторов Дальнего Севера». На фуршете в качестве фирменного напитка пили «северное сияние». Назюзившись, плакали, клялись и обещали вернуться туда, где «прошли лучшие годы, и где мы еще нужны».
Возвращался ранним утром. Сошел с проходящего поезда, не спеша топал домой, наслаждаясь контрастом провинциального покоя со столичной сутолокой, вдыхал легкий, морозный воздух. Непонятно почему на подходе к дому меня вдруг начало одолевать неприятное, неуютное ощущение, вроде бы, совершенно ничем необоснованное, беспричинное. Уже войдя в подъезд, вдруг понял, точнее, разглядел на зависшей где-то в самом дальнем уголке сиюминутной памяти картинке, что на улице стоит тот самый темно-вишневый «Ауди».
Что-то захолонуло в груди. Как, значит, она там, наверху? В моей квартире? С этим парнем? Устроила себе «малину», дом для свиданий? Еще не веря, как ошпаренный, побежал вниз, выскочил из подъезда, едва не налетел на стоящий у самого бордюра автомобиль, задрав голову, одичало уставился в свинцовые прямоугольники февральских окон.
Ошибки быть не могло. Номер «самобеглой коляски» я помнил хорошо.
Мышцы отяжелели от желания мчаться туда, наверх; за шкирку, как нашкодивших котят, вышвыривать их из квартиры, кричать ей в лицо какие-нибудь горькие, обидные слова: «Я для того дал тебе ключ, доверил жилище?» Уже на полпути схватило за сердце: а я сам? Не так же ли блудил? В чужой комнате, на чужой постели, невыносимо стесняясь самого себя перед своей же партнершей, стыдясь неодолимого алкания ее тела? В черепе провернулась какая-то высокопарная фраза: «Дети возвращают отцам их грехи».
Действительно, какое я имею право? Кто я ей такой? Отец? Но дочь каждого отца рано или поздно начинает жить взрослой жизнью… В конце концов, я тогда, в ту ночь двадцать с лишним лет назад, был даже младше ее сегодняшней!
А что она подумает, если я сейчас ворвусь в квартиру, буду изображать из себя оскорбленную добродетель? Что я на самом деле выслеживал ее, выжидая такой вот момент? Что меня действительно интересует, волнует чужая половая жизнь? Что ради того, чтобы застать ее с мужчиной и насладиться зрелищем чужого соития, часами таскался за ней по ночным улицам, торчал у дверей кафешек и гимнастических залов?
Боже! Какой позор. Какой позор!
Медленно остывая, вновь спустился вниз, к темно-вишневой иномарке. Дул неприятный, пронизывающий ветер. Взглянул на часы – черт, она уже пропустила первую пару! Вместо того, чтобы учиться, ублажает утробу со своим «бриллиантовым мальчиком»! Ремнем бы! Интересно, кто его родители?