– Доброго здоровьичка, православные! Чем сегодня ужинаем? – немного заикаясь, бодро пропел Профессор. Не обращая внимания на этот риторический вопрос, бабка Маланья стала разливать по тарелкам вкусно пахнущую еду, и Профессору подала в первую очередь.

– На, мил человек, поешь-закуси. Ты сегодня за всех нас перед Господом помолился. За благое дело не грех и выпить. Давай, давай, закусывай. – Но Профессор отставил тарелку в сторону и стал вытаскивать из своего пакета вареные яйца, помидоры, картошку, четыре банки рыбных консервов, большой кулек с конфетами, другой – еще больше – с печеньем. Все это богатство он сложил у Маланьиных ног со словами:

– Вот, матушка-кормилица, это для всех. Сегодня добрые люди все это промеж страждущих безвозмездно раздавали. Может, грехи замаливают. А может и просто так, из милосердия. Нам-то, грешным, все равно. Дай им бог здоровья. – И Профессор размашисто, с чувством перекрестился. – Принимай, матушка, – обратился он к Маланье, – ты у нас лучше всех знаешь, что с этим делать. – И громко икнул. Маланья улыбнулась, погладила Профессора по голове, словно он был маленьким мальчиком, и сложила припасы назад в пакет.

– Это на завтра. Сегодня на ужин еды достаточно. Ешьте уже.

Вся компания дружно навалилась на ужин, а после сытного горячего варева, большой торт, поделенный на всех кухаркой-экономкой, казался верхом блаженства. Торт был похож на клумбу – весь в разноцветных розочках, и нежно пахнул ванилью. Бабка Маланья положила на чистую тарелку два куска торта и протянула Марии:

– Если сегодня Колька вернется, дашь ему. Пацану тоже сладенького хочется. Но смотри, коли до утра не придет, тогда сама съешь. А то ещё не дай бог отравится – срок хранения-то у торта не длинный. – Мария благодарно кивнула, и тут, словно чертик из табакерки, из кустов выскочил Колька. По торопливости, с которой он выхватил кусок торта из рук матери, стало ясно, что голодный мальчишка давно наблюдал за дружным ужином из соседних кустов.

– Куда грязными руками, – рявкнула на него бабка Маланья. – А ну, бегом к речке, руки помой. – Колька шмыгнул носом, насупился, но торт вернул и к речке сходил. Ему налили густой похлебки, и только после того как он выцарапал со дна тарелки остатки еды, разрешили съесть редкую для Кольки сладость.

Серёня, хоть и не был моралистом, но все же решил уточнить, собирается ли пацан становиться на скользкий путь карманного воришки, или же вчерашнее происшествие с «профессорским» кошельком – это позорный, но одиночный факт в Колькиной биографии.

– Ты кошелек-то Профессору вернул? – спросил он осоловевшего от сытной еды пацана.

– Не-а. Я матери его отдам. Она и вернет. Да я это не в серьёз, пошутил я. – Колька исподлобья глянул на Серёню. – А чё вы спрашиваете? Вам-то что? – Сереня начал было читать Кольке что-то вроде проповеди о смысле жизни, но по Колькиной равнодушной физиономии быстро сообразил, что ответов на свои философские вопросы ему, серьезному дяде, от этого пацана не дождаться. Колька молчал, ковыряя землю.

Сереня вдруг устыдился своей жалкой псевдовоспитательной речи и неожиданно для самого себя спросил:

– А учиться ты хочешь?

Колька встрепенулся:

– Конечно, хочу. Но как? Меня же даже в школу не берут. У меня прописки нет. А у матери нет денег на взятку. – Серёня задумался. Постепенно в его голове зрел план, про который до поры до времени он не хотел говорить вслух даже самому себе. Окончательно поняв за эти два дня, что дороги назад нет, Серёня совершенно не растерялся. Он вспомнил, как Дашка рассказывала ему про свою деревеньку. То ли Прудово, то ли Запрудово. Она хвасталась, какие у них там места медовые. Серёня ещё не вполне сформировал в голове новые жизненные цели и задачи, но одно он знал наверняка – сам он в этой жизни ни за что не пропадет. Да вот и команда у него теперь вырисовывалась. А чем не коллеги по бизнесу? Люди все как на подбор, порядочные, образованные. Кроме Зойки, конечно. У той кроме школы-семилетки за плечами больше ничего не было. Но Зойка торговать умеет, так что и её помощь на что-то сгодится.