, 1946). Второй можно охарактеризовать как социологический. Нередко упускается из виду, что коммуникация есть не только и не столько взаимодействие людей в обществе, но и – прежде всего – взаимодействие людей как членов общества, как «общественных индивидов» (К. Маркс). Применительно к первобытному человеческому коллективу можно сформулировать это так: речь – это не столько общение во время труда, сколько общение для труда. Одним словом, речь не «прилагается» к жизни и совместной деятельности общества, социальной группы, а является одним из средств, конституирующих эту совместную деятельность. Речь по существу своему – не дело индивида, изолированного носителя языка: это прежде всего внутренняя активность общества, осуществляемая им через отдельных носителей языка или, точнее, при их помощи. Другой вопрос, что речь может использоваться индивидом, так сказать, в несобственных функциях. Соответствующая тенденция в современной психолингвистике, видимо, в значительной мере обусловленная появлением такой мощной прикладной области, как теория и практика массовой коммуникации, а также исследованиями в области этнографии и культурной антропологии), ведет к «увязыванию» психолингвистики с социологией и социальной психологией, к введению в теоретический аппарат психолингвистики новых понятий и методов и превращения ее в своего рода – пользуясь термином французского психолога С. Московичи – «психосоциологию речи».

Второе требование предполагает противопоставленную реактивным теориям идею речевой активности, трактовку речи как иерархической системы процессов, направляемых представлением о цели речевого действия и деятельности в целом. С нею связан и отказ от упрощенного понимания «психологической реальности» и поиск собственных оперативных единиц речевой деятельности (Леонтьев А.А., 1969а).

Третье требование связано с понятием эвристичности речевого действия, с тем фактом, что оно не протекает в застывших однообразных формах, а пластично подстраивается под требования ситуации и речевой задачи, используя разные возможные пути из имеющихся в запасе и широко опираясь на разного рода индивидуальные стратегии порождения и восприятия речи.

Построенная на этих не новых для нее, но пока еще не полностью усвоенных ею принципах, психолингвистика, несомненно, обретет новое качество, получит новый онтологический статус и, надо надеяться, ляжет в основу не только теории речевой деятельности, но и – в значительной мере – теории языка, в последнее время сильно тяготеющей к сближению с психологией, социологией, этнографией.

Проблемы и методы психолингвистики в межличностном общении[2]

I. Что такое общение? Как бы мы его ни определяли, огромная роль общения в жизни и деятельности общества несомненна. Уже сам процесс становления отдельной личности, формирования «общественного человека» невозможен без общения: если это его значение в нормальных условиях замаскировано, то, например, при обучении слепоглухонемых оно выступает с исключительной ясностью (Мещеряков, 1971). Однако обучение в то же время есть и необходимое условие любой общественной деятельности человека, включая сюда и деятельность, индивидуальную по своим внешним проявлениям, но общественную по генезису и обусловленности (например, научную и вообще теоретическую).

Независимо от того или иного ситуативного использования общения, оно представляет собой не процесс установления контакта между изолированными личностями, психологическими «монадами», а способ внутренней организации и внутренней эволюции общества. Общение есть не только и не столько взаимоотношение людей в обществе, сколько (прежде всего!) взаимодействие людей как членов общества. Вслед за К. Марксом можно определить общение как способ (и одновременно условие) актуализации общественных отношений. Это методологическое понимание определяет и наш подход к межличностному общению, выдвигая как одну из основных проблем психологические (социально-психологические) функции общения в обществе (такие, как кооперация в трудовой деятельности, контакт, социальный контроль, групповая идентификация и противопоставление себя группе и др.).