Стригун в рынке договорился с женщиной об оплате, с легкостью вскинул на плечи корзину, в руке баул и двинулся через площадь, покрикивая весело: «Сашка, Сашка… Не отставай!» Цукану досталась тяжелая плетеная корзина. Он старался изо всех сил, пыхтел, обливался потом, но безнадежно отставал.

Стригун бросил небрежно «слабак». На заработки больше не приглашал, чем Цукана раззадорил. В сарае у деда он нашел два старых подшипника, тележную ось и соорудил разлатую тачку, в которую легко укладывались баулы и мешки. Вскоре по Бийску забегали парни с подобными тачками, но главное, что Сашка был первым. А первым ему хотелось быть не только в стрельбе из винтовки. Отец помог соорудить во дворе турник, показал несколько упражнений и удивил тем, что может подтянуться много раз.

– Мы же казачьего роду-племени, – сказал он, похлопывая сына по спине, что было в редкость, потому что про свое прошлое в Новочеркасске в должности окружного казначея Семен Цукан старался не поминать лишний раз.

Александр начинал подтягиваться рано утром, чтоб не видели, как он извивается червяком, а достать подбородком перекладину не может. Только через два месяца выдернул себя вверх, а потом сделал подъем-переворотом и закричал от радости, словно получил золотую медаль. Ему хотелось быть первым, и он стал. Сначала в Омской пехотной школе Красных командиров, затем на первенстве по стрельбе в Сибирском военном округе, и даже лучшим командиром пулеметного взвода, выбивая из «максима» на мишенях такую чечетку, что даже опытные стрелки удивлялись. Тогда не задавался вопросом – зачем? Это казалось естественным и простым: чтобы родину защищать. Как любить отца, мать.

Александр вспомнил, как отец случайно нашел в его сумке 150 рублей и хотел изорвать деньги, избить сына, уверенный, что деньги ворованные. Это был неподдельный гнев человека, принявшего раз и навсегда простое и понятное: не укради. Только самодельная тележка помогла убедить, что это честно заработанные деньги, что он копит себе на рубашку военного покроя. «В чем же могли обвинить далекого от политики экономиста Бийского Госбанка, дослужившегося до заместителя управляющего?» Это было вне логики, здравого смысла… Но это было. Пришли поздно вечером, выдернули отца и увели, обвинив в контрреволюционной деятельности. Он стал сыном врага народа, а про училище Красных командиров ему говорили – нужно забыть.

Но мать надоумила. Когда получал удостоверение личности, записался на ее фамилию и стал – Александром Семеновичем Маториным.

Бывал в Бийске только наездами, чтобы проведать родных. Узнавал новости от Стригуна, который неожиданно стал комсомольским вожаком и посещал Бийский окружком, где всем заправляла Остроумова. Женщина широко известная в партийных кругах, дружившая с женой «всесоюзного старосты». Ему нравился этот город, где прижилось немало переселенцев из Москвы, Ленинграда, Саратова. Они создали культурный слой города, художественные мастерские, музей, обновили училище.

До Бийска Александр Маторин не доехал. В поезде его разыскал офицер из комендатуры, передал предписание: явиться в штаб дивизии. Приготовился к самому худшему…

Все отпуска и командировки отменялись. Разведывательный батальон в срочном порядке перебрасывали к советско-китайской границе. Среди всей мобилизационной неразберихи, творившейся в дивизии, самым страшным оказались карты Генерального штаба с грифом «совсекретно». Карты создавали топографы из НКВД, с многократным смещением координат, чтобы запутать возможного противника. Но запутали войсковые подразделения Красной армии. При отсутствии опытных командиров в пехотных, а особенно в артиллерийских частях, это стало непреодолимым препятствием в виде болот и косогоров, которые не были нанесены на карты. Ему пришлось с дивизионным топографом отрисовать и нанести на карту подходы к северо-западному склону сопки Безымянной. Здесь 2 августа батальон понес первые потери убитыми и ранеными.