– Типун тебе на язык! – И баба Ася стала купать Верку, да приговаривать, чтоб росла да не болела. Тельце её хорошенькое гладила рукой. Приятно руке стало. Хорошо, хоть чужая приходит! – думала баба – С Адамчика, с его горбом – не дождёшься. Хотя вот Никита, что живёт за вербами – горбатый, но троих детей имеет. Правда, там и она – горбатенькая…

Одела после купания баба Ася Верку во всё своё, давнишнее, еще при царе приобретённое, посадила на лежанку чистенькую, согретую, уже улыбающуюся и дала ей в кружечке тёпленького молочка с кусочком хлеба. И как будто в хате солнышко засияло!

Даже Адамчик оторвался от рваных чужих чобот и залюбовался. Так хорошо стало – и Верке, и бабе Асе, и Адамчику! И даже паук в углу, в своей паутине не стал на какое-то время издеваться над мухой! – Минута благоденствия!

Вместо конфетки баба Ася давала Верке по кусочку запечённого буряка. – Сладенький! – А конфет?! – где их взять?! – Так и растут малые детки без конфеточек…

Верка освоилась, искала Адамчику гвозди в мусоре, что валялся на глиняном полу, а бабе Асе подавала картофельную, немного сыроватую ботву, для поддержания огня в печи. Сыроватая ботва вначале трещала, а Верке так хотелось посмотреть, что там трещит. Баба Ася подхватывала её как пёрышко и подымала, чтоб та смогла заглянуть в печь. Ботва горела плохо, окутывалась чёрным дымом и из печи заворачивала в дымоход. Иногда, видимо от порыва ветра, тяга менялась и вонючий дым вместо дымохода нахально прорывался в светлицу. От него слезились глаза и Верка убегала, пряталась за сапожный верстак Адамчика. Так мирно и хорошо они прожили два дня.

На третий день дверь открылась и зашла Веркина краснолицая мама.

– О, а у вас хоть дымно, но тепло. – Сказала она.

– А ты что – печь не топишь? – спросил Адамчик.

– А чем топить? – Ботва картофельная мокрая, а за соломой вон куда надо ходить. А там если поймают – лиха не оберёшься.

– А что твой ухажёр не посодействует? – С наганом же ходит…

– А! – Он по другой части.

– Да оно понятно.

– Я чего зашла… когда ты, Адамчик мои чоботы залатаешь?

– Когда союзки принесёшь.

– Так я ж принесла тебе черевики на союзки!

– Ты смотрела на те черевики? – они ешё больше рваные, чем твои сапоги.

– Мне их Митька принёс, говорил, что пригодятся.

– Засунь своему Митьке их в одно место! Вон они валяются, посмотри на них. —

Галина, так звали Веркину маму, подошла подняла черевики, покрутила их и бросила.

– От гад, а сказал что пригожие, а я не посмотрела! – Она повернулась и хотела уходить.

– А ты больше ничего не хочешь спросить – сказала баба Ася.

– Вы про Верку? – Так я ж вижу, вон она под рядном прячется на лежанке.

– Так-так! – мама называется! Ну про Верку – ладно! А вот что тебе до сих пор Митькина жена зад не налатала, да пакли на голове не оборвала?!

– Не имеет право! Не то теперь время! – Колонтай сказала – всё общее и мужчины и женщины, и любовь свободная.

– Рассказывали мне про Колонтай, но она далеко, а Манька, жена твоего Митьки, живёт через две хаты – заметила баба Ася. – Галина махнула рукой.

Шёл 1934 год. Ещё не было Сталинской конституции, ещё не было развёрнутого троцкизма, значит и расстрелов троцкистов пока не было. Но уже ушёл из жизни товарищ Ленин, уже свернули рога НЭПу, который провозгласил тот же Ленин. Уже пережили страшную голодовку из-за неурожая, и продразверстки. Уже вовсю организовывались колхозы и они давали, примерно, по девять центнеров зерна с гектара. Люди отдавали своих коров и лошадей в колхоз… не по согласию, конечно! Но, с чего-то ж нужно начинать. Уже комбеды послали своих комбедцев в ликбезы, чтоб ставить их начальниками! Главное – чтоб каждый начальник был революционно настроенный, и сжимая в своих руках холодную рукоять нагана, мог бить безжалостно контру! До мировой революции, о которой мечтали товарищ Ленин, товарищ Сталин и товарищ Троцкий, было ещё очень далеко, однако страна становилась на рельсы социализма.