. Таким же образом был рукоположен в священный сан новомученик Сергий Кедров, который закончил Московскую духовную семинарию в 1901 г. и семь лет проработал учителем в церковно-приходской школе. 5 октября 1908 г. в Троицком храме села Фаустово Сергей Кедров обвенчался с Людмилой Александровной, дочерью настоятеля храма Александра Зверева. 17 октября 1908 г. он был рукоположен во диакона, а через день, 19 октября, хиротонисан во священника к Троицкой церкви села Фаустово Бронницкого уезда Московской губернии[123].

Священник Сергий Кедров с детьми

Государство снисходительно относилось к наследственности церковного служения, так как данная система принципиально не уменьшала числа налогоплательщиков. Церковная власть тоже поощряла наследование служения: попович, наученный грамоте, с детства привычный к церковным службам и порядкам, в старину, даже не имея систематического богословского образования, был лучшим кандидатом в священники. В XVII в. представление о наследовании священнических должностей уже прочно закрепилось в сознании самого духовенства и прихожан[124]. При Петре I система наследования приходов утвердилась официально – даже жениться претендовавший на место в церкви должен был только на девице духовного звания, что стало одной из предпосылок формирования кастовости духовенства, практически не пополнявшегося представителями других сословий. Почти весь XVIII в. действовал закон, фактически запрещавший дворянам переходить в духовный ранг; лицам же податных сословий и в XIX в. это разрешалось лишь при нехватке на вакантные должности лиц духовного звания. С другой стороны, и желавших стать священнослужителями было немного, поскольку духовенство с XVIII в. как сословие теряло свой авторитет: права духовенства охранялись недостаточно, светская власть постоянно вмешивалась в дела духовного ведомства, а священноначалие не могло оградить своих подчиненных от посягательств государственных чиновников[125]. В образованном обществе ругать «попа» стало даже признаком хорошего тона; дворяне, ставшие клириками, лишались части своих привилегий, а телесные наказания были отменены для священнослужителей лишь в 1799 г. императором Павлом I. Естественно, что переход в духовное звание мог быть желанным только в крестьянской среде.

По сложившейся традиции в священники не рукополагали лиц, не состоявших в браке. Например, хиротония в 1860 г. неженатого А.В. Горского вызвала активное обсуждение не только в церковных кругах, но и в светских салонах. А совершение Таинства стало возможным благодаря желанию и огромному авторитету святителя Филарета (Дроздова)[126]. Очевидно, что наследование приходов – как по мужской линии, так и по женской – и замкнутость духовенства помогали хоть отчасти решить вопрос материального обеспечения. Такая ситуация просуществовала официально до 60-х гг. XIX в., а негласно, в силу экономических причин, – до 1917 г. Кроме того, после выхода за штат священники фактически оставались без средств к существованию – их положение изменилось после 3 июня 1902 г., когда был принят новый пенсионный устав, согласно которому пенсия устанавливалась в размере 300 руб. для священников, 200 – для диаконов и 100 – для псаломщиков. Она выплачивалась лицам, безупречно отслужившим не менее 33 лет, не дослужившим до 33 лет полагалось ⅔ оклада, прослужившим 20–28 лет —⅓ пенсии; вдовы и неустроенные дочери получали половину пенсии. Сельские клирики почти всегда жили в церковных домах, поэтому по увольнении за штат лишались не только дохода, но и жилища; пенсионный возраст для них не имел верхних границ: хотя срок службы и высчитывался, но священники старались служить, пока у них были силы, иногда до 80–90 лет, и уходили за штат только в случае тяжелой болезни.