А нынче этот владелец своей подлой биографии путешествует инкогнито в обычном пассажирском поезде, направляясь в один из центральных городов России с якобы инспекционной – бухгалтерско-ревизорской целью. Этакий господин Хлестаков со всеми его хлестаковскими замашками, однако же в натуре не голодранец-чиновничешко, а как есть натуральный российский Ротшильд с возможностями члена Совета министров.

Несмотря на всю глянцево-блестящую вздувшуюся внешность мой визави непроходимо недалек и жаден. Правильнее сказать – неизъяснимо скуп, скареден и мелочен. Он не задумываясь рискует десятками и сотнями миллионов, но вместе с тем на гипотетическую телефонную приятельскую невинную просьбу: «Займи пару лимонов до пятницы, а?» он тотчас же бы разразился занудной тирадой классического жлоба-жадины. И приятель в следующий раз сто раз перекрестится, прежде чем вновь решится на незатейливое прошение о приятельском займе.

То есть этот набитый деньгами господин с неизменной страстью заключит с приятелем сделку, если сочтет ее последствия наивыгоднейшими для себя, для своего дела.

В сделке будут фигурировать акции промышленных гигантов, стратегическое сырье и прочие несметные ресурсы, лежащие ныне без движения, как бы даже безхозные, но которые он готов превратить в ценные бумаги: в акции, в сертификаты, в векселя.

Но занять школьному приятелю до получки… Какое, собственно, ему дело, что в младенческую пионерскую пору им пришлось делить школьную обшарпанную парту? Делить с этим неудачником, который, закончивши с блеском медвуз, ныне не способен содержать свое многочисленное семейство. Дипломированный доктор, а в собственной семье не сумел наладить приток народонаселения, – зачал пятерых и теперь нищенствует, как последний сомалийский негр!

В этом самодовольном, доморощенном денежном куле я, точно профессиональный актер, примеряющий роль туповатого и баснословно богатого персонажа, этакого баловня судьбы-злодейки, я, точно дотошный лицедей, изыскиваю какие-то крупицы, песчинки, вкрапления, фракции чего-то положительного, обаятельного, мужского, скрытно добродетельного. Но как ни тщусь, ни прилагаю все свои психоаналитические и умственные усилия – не нахожу, не вижу и проблеска неверного драгоценного золотника сердечности и соучастия в чьей-либо чужой, не собственной биографии.

Имея от природы злопамятную натуру, мой потеющий финансист с помощью изощренных номенклатурных упражнений выковал у себя такой злонамеренный, безоглядный характер, который вовсю и применяет в виде смертоубойного тарана, внедряясь в калашные, еще недавно немногочисленные ряды новоиспеченных собственников и финансовых монструозных акул, пожирающих вокруг себя менее приспособленных…

Мой вольготно разногольствующий сосед в свое время с агромадным пиратским аппетитом употребил на закуску тройку известных скороспелых отечественных магнатов, оснастив их многочисленными миллионами свой многомиллиардный актив. Эта тройка тузов почитала его едва ли не за брата родного.

У одного он и вправду в качестве крестного батюшки выступил.

Другому отдал в жены собственную малолетнюю единственную племянницу, пухленькую лицеистку.

А с третьим породнился особенным древнеримским способом: тайно сожительствовал.

И все трое нынче покоятся на знаменитом закрытом лимитированном столичном кладбище. У настоящего доподлинного императора не может быть вице-императоров, имеющих собственный куш и собственную армию подневольников.

У императора могут быть только раболепствующие помощники и прислужники.

Сейчас он путешествовал в относительном одиночестве. Видимо, решив, что всякого рода соглядатаи, будь то: референты, спичрайтеры, секретари, личные кондитеры и прочие лакействующие за мзду, предстанут скорее обузой и ненужной мебелью, о которую хочешь не хочешь, а зацепишь плечом, прихватишься так, что зубы подвернувшегося мечтаешь пересчитать самоличной властью. Оттого что нервы воспалены, психические флюиды тоже никуда, ни в какие ворота.