– Я вас понял! – не отводя взгляда, уверенно произнес Глеб.

Конаховский сразу же потерял к нему интерес и вновь начал стремительно передвигаться по квартире, поглядывая на часы. Он больше ничего не говорил и не объяснял, но продолжал вести себя весьма странно. Вытащив из шкафа сухое красное полотенце, он бросился на балкон и для чего-то прикрепил его прищепками к бельевой веревке. После этого вернулся обратно в комнату и уселся на стул. Минуты тянулись одна за другой. Конаховский молчал, упорно рассматривая какую-то точку на противоположной стене. Глеб попытался выяснить, что происходит, но Конаховский оборвал его на полуслове. Игра в молчанку продолжилась.

Спустя некоторое время Глеб услышал непонятный звук, как будто кто-то скребся в дверь. Поднявшись со стула, Евгений ринулся в прихожую. Несколько щелчков открываемого, а затем закрываемого замка, едва различимые голоса в прихожей… Глеб поднялся с дивана, решив посмотреть, что там происходит. В этот момент на пороге показался Конаховский. Следом за ним вошел странный парнишка, лет двадцати семи. Неопрятный, с немытыми волосами, по крайней мере четырехдневной щетиной, в грязной, помятой одежде. Исходивший от парня запах сырости, прогоркшей пищи и давно немытого тела вызывал рвотный рефлекс. Не потрудившись снять обувь, парень сразу же развалился на диване, скалясь оставшимися от передних зубов пеньками.

– Знакомься! Это Шурик! – указав на парня, невозмутимо промолвил Конаховский.

Представлять Шурику Глеба он не стал, видимо, тот уже был заочно с ним знаком.

– Когда все начнется, мы не сможем лично встречаться. Общаться будем через Шурика. Твоя задача – наблюдать и собирать нужную информацию. Будешь передавать ее Шурику, а он будет доставлять мне. Анализировать информацию и вырабатывать план дальнейших действий буду я. Без меня ничего не предпринимать, никакой самодеятельности! Ясно? – достаточно жестко объяснил Конаховский.

Затем отвесил Шурику подзатыльник и согнал его с дивана:

– Тебя это тоже касается! Ежели что, в бараний рог согну!

Привалившись к дверному косяку, Шурик переминался с ноги на ногу, виновато поглядывая в сторону Конаховского. Наконец не выдержал и нерешительно обратился:

– Слышь, начальник! Ну я больше не могу, ты же обещал…

Шурик на что-то намекал Евгению, но что именно тот должен был для него сделать, Глеб не понимал. Зато Конаховский, видимо, все понял сразу. Покривив лицо, он засобирался:

– Так, оставайся здесь, завтра встретимся! Приходи к десяти утра в парк напротив дома! У нас с тобой еще много нерешенных дел! – напоследок сказал он Глебу, вытолкал Шурика из квартиры и исчез следом за ним.

Голова шла кругом. «Боевое братство», Белецкий, Конаховский, Шурик, чужая квартира… Глебу требовалось время, чтобы собраться с разбежавшимися по сторонам мыслями. Все вокруг изменилось в один момент, и кажется, не в лучшую сторону. Он пошел на кухню, решив сварить себе чашку кофе. Кофе не оказалось, как, впрочем, и чего-либо съестного. Вернувшись в комнату, он извлек документы из оставленного Конаховским файла. С фотографии на него взирали застывшие на искаженном лице глаза Вениамина Белецкого, в немом испуге молившие о пощаде и одновременно взывавшие к справедливому возмездию.

***

Белодымов был поистине честолюбивым человеком. Он знал за собой этот грех, но побороть его никак не мог. Честолюбие было основной сущностью и движущей силой его натуры. Если не занять должность начальника питерского УБОПа, то хотя бы получить звание генерал-майора… Вот о чем он мечтал все последние месяцы. Для этого требовалось не так уж много… Всего лишь помириться с Сиверским и наладить с ним отношения. Такая возможность ему как раз представилась. Смерть Вениамина Белецкого и «Боевое братство» – вот что никак не давало покоя генерал-лейтенанту полиции Сиверскому. Стоит немного уступить старику, подыграть ему, развить бурную деятельность вокруг этой истории, проявить как можно больше инициативы – и дело пойдет на лад. Старик оттает, простит былые размолвки и выхлопочет ему звание в Москве. Ради этого можно и потерпеть.