Как пастырь христианского мира, как добропорядочный христианин, папа Иоанн Девятый отслужил заупокойную мессу по скончавшемуся, называя того исключительно королем восточно-франкского королевства, правителем саксов и тевтонцев, и в словах своих выражая скорбь по поводу ухода выдающегося человека своего времени. Однако как политик, действующий на итальянской политической арене, Иоанн с трудом скрывал радостное волнение. Впервые после смерти Ламберта Иоанн вновь поверил, что сможет при жизни устранить весь хаос с престолонаследием в Италии, воцарившийся благодаря стараниям – о да, чего уж там скрывать, – его учителя, покойного папы Формоза. В смерти Арнульфа папа увидел очередной знак благоволения Небес к произведенному им решению и последующему выбору. Из рассказов Теофилакта папа Иоанн заключил, что претендент на императорскую корону, бургундский король Людовик обладает несомненными достоинствами, а что касается обнаруженных недостатков, то папа счел их незначительными и свойственными человеку его положения. По всем прикидкам выходило, что новый император сможет установить на Апеннинах долгожданный порядок.

Оставалась, конечно, еще проблема в лице Беренгария Фриульского. Беренгарий, узнав о смерти Арнульфа, буквально не находил себе места. Совсем немного, самую малость не хватило ему, чтобы прибрать к рукам вожделенную императорскую корону. Если бы не проклятые венгры, не иначе как присланные Врагом рода человеческого, он мог бы сейчас с осознанием своего права и силы идти на Рим, где сумел бы вытрясти из папы согласие на коронацию, тем более, что прямых конфликтов с понтификом у Беренгария не возникало. Однако теперь фриульский маркграф и в очередной раз непризнанный король Италии вынужден был отбиваться от венгерских варваров, будучи запертым в своей Вероне, и униженно соглашаться на уплату дани тому самому, в пыльных и потных мехах, дьюле Бурсаку, с которым он три месяца назад так высокомерно разговаривал на реке Бренте.

Пролетели рождественские праздники 900 года. Как всегда, в Рим съехались тучи гостей и паломников, папа с воодушевлением провел эти дни, не отказывая никому ни в помощи, ни в аудиенции. К круглым датам тогда отношение было самое спокойное, пройдет еще целых четыреста лет, прежде чем Бенедетто Каэтани^>18, увлеченный нумерологией, привлечет внимание общественности к особому празднованию юбилейных дат. Порядок в Риме отлично поддерживался префектом Теофилактом и его помощниками, в городе были устроены празднества с приглашением музыкантов и циркачей, которые щедро оплатил граф Тосканы Адальберт. Имея таких помощников в хозяйственных и финансовых делах, папа Иоанн чувствовал себя на вершине блаженства и с нетерпением ожидал весны, когда исполнится его главная мечта. Он уже планировал, как вместе с благонравным королем Людовиком первым делом займется составлением закона, упорядочивающего и систематизирующего принцип престолонаследия, который не даст права на претензии незаконнорожденным отпрыскам. Именно в неразборчивой плодовитости Каролингов видел он главное зло, до крайности запутывающее порой политическую обстановку в европейских королевских домах. А ведь как раз с сильных мира сего обыватель берет пример поведения и нравов! Как можно тогда требовать от христиан-простолюдинов смирения, благочестия и разумного воздержания, когда на их глазах сеньоры творят разврат и беззаконие?

Но, видимо, какой-то злой рок довлел над всеми начинаниями папы Иоанна. Ничем иным не объяснить тот факт, что во время праздничной мессы накануне Крещения Господня