В кармане звенит телефон, и я чуть не умираю, пытаясь отключить звук, пока никто не услышал. Но вряд ли кто-то слышит в том неумолчном реве, который доносится снизу.

Я застываю.

Прирастаю к месту.

Внутренний голос кричит убираться отсюда к чертовой матери, пока я не превратилась в бестолковую героиню из фильма ужасов. Знаете, из тех, которые суют куда-нибудь нос из чистого любопытства и в итоге обычно расплачиваются за это жизнью.

С другой стороны, мне хочется знать, что происходит, и это желание пересиливает весь здравый смысл, логику и инстинкт самосохранения. Чутье толкает вперед. Говорит, что все будет хорошо.

Если из подвального этажа нет другого выхода, то Бен там. Он не позволит, чтобы со мной случилось что-нибудь плохое. Как бы он ни был опасен, он защитил меня тогда, и я знаю, что здесь я тоже я буду с ним в безопасности.

Отбросив страх, я заставляю себя двигаться и иду дальше. Сойдя с лестницы, поворачиваю налево, потому что это единственный вариант. Одной рукой крепко прижимая к груди сумочку, а в другой держа туфли, я распластываюсь по ближайшей стене и крадусь по длинному коридору. Слева расположен ряд дверей, почти все закрытые, лишь две средние слегка приоткрыты.

Освещение слабое, только одна мигающая лампочка, свисающая с потрескавшегося потолка. Углы затянуты паутиной, и я вздрагиваю от порыва холодного воздуха. Бетонный пол под ногами как лед, колготки мало от него защищают.

В лицо бьет отвратительная вонь, и у меня дергаются ноздри. Пот, застарелая моча, рвота и другие неразличимые запахи. Я сжимаю губы и морщу нос – это немножко помогает. В животе бурлит, и я молюсь о том, чтобы беременность сейчас не выкинула злую шутку с тошнотой.

Собрав волю в кулак, я медленно и осторожно иду дальше. По подвалу опять разносятся рев и крики. Я вздрагиваю и закрываю рот рукой, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя.

Это плохая идея.

Но что-то все равно побуждает меня идти вперед, не поворачивать обратно, и я упорствую, игнорируя дикую дрожь в теле и бешеный стук сердца.

Дойдя до первой приоткрытой двери, я прижимаюсь спиной к стене и напряженно прислушиваюсь, нет ли там какого-нибудь движения. Я слышу голоса, которые становятся громче после очередного крика, но не похоже, что они доносятся из комнаты, возле которой я стою. Крики приглушенные, не такие пронзительные, как тот, что я услышала на лестнице. Откуда бы они ни доносились, вряд ли из этой комнаты.

Перекрестившись, я рискую заглянуть внутрь и с облегчением обнаруживаю, что комната пуста. Я прокрадываюсь туда и осторожно прикрываю дверь, но не плотно. Поднимаю голову, смотрю на застекленное окно перед собой и прижимаю руку ко рту, чтобы подавить рвущийся крик. Оно выходит в комнату побольше, и я жду, что кто-нибудь из пяти мужчин в ней заметит меня. Наверняка так и будет, потому что друг Бена Лео смотрит в окно, прямо на меня. Я перестаю дышать и жду, что он окликнет меня, но он отворачивается с неизменившимся выражением лица, словно не видел меня.

Должно быть, это смотровое окно, как в полицейских участках. Я прерывисто выдыхаю, довольная тем, что они меня не видят и не знают, что я здесь.

– Я могу делать это весь день, Сергей. И мы знаем достаточно; знаем, что ирландцы встречаются с боссами вашей братвы, – говорит Бен, закатывая рукава до локтей и глядя на мужчину, который сидит посреди комнаты, привязанный к стулу.

Правда, назвать это комнатой нельзя. Она больше похожа на темницу или камеру пыток. Голые кирпичные стены и бетонный пол покрыты темными пятнами, а с каких-то стальных штуковин на потолке свешиваются разные крючки и цепи. От мужчины на стуле течет струйка мочи в большой сток на полу. Отчасти это объясняет мерзкую вонь. Мужчина голый, он привязан к стулу за лодыжки и запястья серебристыми кабелями. На руках и груди у него порезы, а на бедре глубокая рана. Кровь капает с него на пол, но тем не менее он с вызовом плюет в Бена, что-то бормоча на незнакомом мне языке. Судя по его имени и тому, что Бен упомянул братву, должно быть, это русский.