– А пока сдайте анализы, – суховато сказала Касьянова, – сейчас выпишу направление.

В этот момент вернулась Маша, чувствовалось, что ей надоело пребывание среди странных рисунков.

– Мама, скоро мы домой пойдем? – нетерпеливо спросила она.

– Ты не возражаешь, если мы с тобой еще увидимся? – спросила у девочки Галина.

– Здесь?

– Нет, я к вам в гости приду.

– Приходите, – сказала Маша без особого восторга, – я вам своих кукол покажу.

– Интересны ей твои куклы, – фыркнула Марта, забирая направления.

Они распрощались и покинули кабинет, а Галина долго еще сидела, уставившись в одну точку. Перед глазами стояла Маша: точеная фигурка, капризное кукольное личико. Острая тоска захлестнула сердце.

«Какая же я идиотка, – грустно думала она, – это меня надо было вовремя лечить от глупости и самомнения. Ну чем я хуже этой Марты?! Но у нее есть дочь, а у меня нет. Вот и живу, как сухая ветка. Скриплю потихоньку, а что толку?»

Она вскочила, сорвала со стены рисунок с голой женщиной и стала яростно его рвать. Однако через минуту рассудок взял верх.

«Что-то ты, мать, распускаться стала, – сказала она себе. – Нервишки сдают. Опасное состояние».

Некоторое время она стояла среди обрывков бумаги, устилающих пол, потом медленно начала их собирать.

Почему-то она все не решалась зайти к своей новой пациентке, хотя Марта оставила адрес. Что было причиной? Нежелание бередить свои раны или некоторое отчуждение, снова возникшее между ней и Мартой? Но через три дня мать и дочь Глиномесовы появились снова.

Едва Галина увидела девочку, как волна острой болезненной нежности накатила на нее. Она и сама не ожидала от себя такой реакции.

– Вот наши анализы, – сказала Марта и достала из сумочки кучу бумажек.

Маша между тем по-хозяйски огляделась и, увидев, что на стене не хватает одного рисунка, вопросительно посмотрела на доктора.

– А куда делась картина с чудовищем? – поинтересовалась она.

– Выбросила, – отозвалась Галина, – мне неприятно, что ты на нее смотрела.

– Не-при-ят-но? – по слогам, нараспев произнесла девочка. – А почему неприятно?

Марта тоже с удивлением воззрилась на подругу, но ничего не сказала. Вообще она держалась сдержаннее, чем в прошлый раз, видимо инстинктивно почувствовав, что Галину обуревают какие-то сложные чувства.

– А почему неприятно? – не отставала девочка.

– Картину эту нарисовал больной человек, – строго произнесла Галина, – и детям ее разглядывать вредно.

– А почему другим не вредно?

Галина даже не нашлась, что ответить.

Она бегло просмотрела анализы. Они были в норме.

– А где же электроэнцефалограмма? – поинтересовалась она. – Не успели?..

– Сломался энцефалограф, – объяснила Марта, – починят только через неделю. Так, во всяком случае, нам объяснили.

– Ага, – задумчиво произнесла Галина. – Завтра мне надо быть в лечебнице, – неожиданно сказала она. – Маша может поехать со мной, там и сделаем энцефалограмму. Поедешь, Маша?

– На «скорой помощи»? – с любопытством спросила девочка.

– Нет, на «Запорожце».

– У тебя есть машина? – поинтересовалась Марта.

– Если можно назвать эту железяку машиной, но бегает пока неплохо.

– А я так и не научилась. Павел одно время заставлял, потом рукой махнул.

– Никогда не ездила на «Запорожце», – с сомнением произнесла Маша, – это что, такая маленькая машинка?

– Поедет, конечно, – ответила за дочь Марта, – лечебница ведь довольно далеко от города?

– Можно, конечно, и на электричке, но на машине удобней. К тому же места там живописные, сосновый бор, есть речка…

– А в бору дятлы? – неожиданно спросила Маша.

– Дятлы есть, – подтвердила Галина.

– И ежи?

– Наверное, и ежи водятся.