– Вы звонили? – спрашивает полицейский.

Лицо мое осунулось, оно сонное и усталое то ли от работы, то ли от нежелания говорить.

– Да, я.

– Майкл? Верно?

– Да, верно.

Я внимательно рассматриваю лицо человека и осознаю, что вопросы, заданные выше не нужны. Полицейский знает все: эта та самая квартира, где обнаружен труп, который, когда он был живым, звали Генри, а этого человека зовут Майклом.

Я вижу, как работники скорой проходят в зал и встают рядом с телом. Никаких действий они не совершают, чего-то ждут. Полицейский, осмотревшись, проходит в зал, я следую за ним. Итак, в комнате находятся четыре человека: двое работников скорой, один полицейский (он составляет протокол) и я. Если считать Генри, то пять. Полицейский будто б совершает шаманский танец вокруг тела. Он обходит его по часовой стрелке, а потом наоборот, наклоняется над ним, даже один раз припадает на левое колено, чтоб увидеть огнестрельное.

– Интересно, – задумчиво произносит полицейский. – Три пулевых отверстия. Два находятся в области сердца и одно – в голове, какой настойчивый. Аж три раза выстрелил, чтоб наверняка.

Работники скорой тоже осматривают труп, составляют медицинское заключение.

– Похоже, всё, – говорит представитель правоохранительных органов, обращаясь к человеку в белом халате. – Приступайте.

Врач садится перед Генри на колени, закатывает штанину брюк, спускает к щиколотке носок и массирует икру. В его свободной руке появляется скальпель. Врач натягивает кожу и делает надрез вдоль икры, лезвие проникает в образовавшуюся рану, осторожные движения ножа извлекает на свет знакомый предмет. Это один из электронных чипов, которые находятся в теле каждого человека. Маячок. Собиратель информации. Полицейский забирает его. Личность Генри определена. Запоминающее устройство оказывается целым и с него можно скопировать сведения. Труп укладывают на носилки.

– Возьмете заключение о смерти? – спрашивает врач.

– Не надо, – отвечает полицейский. – У нас есть чип, этого хватит.

Труп выносят. Полицейский говорит, чтоб я следовал за ним. Оглядываюсь. Не забыл ли я здесь что-нибудь из своих вещей? Мне почему-то приходит в голову такая мысль. Но нет, этого не может быть. Следую за полицейским. Он садится вместе со мной в скорую. Машина едет, пассажиров немного покачивает, наклоняет на поворотах. Полицейский достает бланк протокола и зачем-то допрашивает меня.

3

Что я могу сказать о Генри? Странный вопрос. Он здесь не уместен. Да, жили рядом, ну и что? Конечно, друг друга мы знали, а то, что иногда перекидывались парой слов, так это ни о чем не говорит. Это не дружба. Болтал в основном Генри, он жаловался на усталость, на старческое недомогание в тридцать лет, на увеличивающуюся тяжесть в области сердца. Можно ли принимать его речи всерьез? Неуместный вопрос. В этом городишке, что находится черт знает где, такое у всех. Меня больше беспокоят огнестрельные ранения: в сердце и в голову. Их не может быть, ибо один из выстрелов исчерпывает другой: выстрел в сердце не предполагает выстрела в голову и наоборот. Но я не делюсь своими сомнениями с полицейским. Я устал.

Телом и душой, вычерпав до самого дна всю воду удовольствий, медленно умираешь. Наступает пустыня с сухим раскаленным воздухом, но ни неба, ни земли нет в ней, только пустота. Вот, что мог поведать я полицейскому о Генри, а это то же, что и ничего.

Мы ехали по вымершему городу. Солнце скрылось, но его кровавый след остался на западе. Поздним вечером наступает то время, когда жители прячутся по домам. А когда приходит ночь, суеверные люди подземелий болтают, что над городом витает дух Антихриста, но это лишь легенда. Да и самих людей подземелий я не встречал, может, и они тоже вымысел?