– Девушка, которой подарят эдельваис станет счастливой, – добавила Хольдрига, глянув к Илье.

А тот смотрел за окно, к перевалу. Оттуда грозил путникам Фёнз, оттуда раздалась, приближаясь, песня:

Тки, не будь упряма,
Милая Хольдрига,
Слушай мать и будь скромна,
Я вернуся скоро,
Принесу любезной
Я безделиц ворох,
Скину бархатный берет,
Только коль увижу
От порога в горы
Уходящий след,
Я ружьё украшу
Перышком кукушки
И на холм взберусь,
Милая Хольдрига,
Знаешь, как я ловок —
Я не промахнусь!

Звался певец Йохантом, и шёл он навестить свою родню – двоюродного дядьку своего Ресса. Тем же вечером, когда Ресс с дочерью остались одни, между ними произошёл разговор:

– Что же теперь отвечать Иоханту?

– Ты обещал ему дочь, но отдал люку – всякий поймет.

– Но точно ли он дюк?

– Ты видел его ожерелье. Разве может простои солдат вздеть такое? У него орлиные очи, белые руки, а лицо нежное, как у девушки. Ясно – он русский дюк.

– Сам он говорит иное.

– Верно, ты не понял его, отец – ведь он не знает по гельвецки. Он хочет воротиться в свою землю, но я привяжу его к себе.

– Ох, не знаю, дочь.

– Так я всё одно сделаюсь матерью его сына! А ежели станешь неволить меня идти за Иоханта, поднимусь на самую высокую скалу и кинусь вниз!

– Много глупого говоришь ты, Хольдрига. Мне прискучили твои речи. Назавтра объявлю я Иоханту своё решение. Ступай к коровам. Слышишь, как кричат они в хлеву?

Весело пошла доить коров Хольдрига – она видела, что уступил ей отец.

Скоро завалило долину глубоким снегом, трещали по ночам от жестокого морозу бревна домов и стволы елей. Ещё суровее глядели они кругом себя из смётанных на скорую руку белых платьев. Но к полудню яркое солнце топило снег. Становился он, словно по весне, гладким и плотным, таял, тек, точно сыр, которого много наварил Ресс. Иохант вызвался свезти продать сыр в другую деревню, лежащую ниже, в двух верстах.

– Прикажи Илье помочь мне, – попросил он Ресса.

Сели в сани Иохант с Ильей. А лошадь где же?

– Сани вниз сами побегут, а лошадь возьмем как домой соберемся.

Не знал Илья верить или нет. Путь ведь не малый, гора не такая с какой ребятишки на салазках тешатся, и лесом поросла. Но под умелой рукой Иоханта сани, точно кони, чуяли волю путника. Илья и опомниться не успел, как очутились они над самым селением. Несколько могучих стволов закрывали веселые огоньки, что загорались в оконцах его – сумерки еще не настали, но тень от горы уже окутала все предметы. Встал Иохант и скинул рукавицы.

– Знаешь, зачем мы тут?

– Да забирай свою зазнобу, сдалась она мне, – хотел отвечать Илья, но показалось ему стыдным вот так просто поддаться Иоханту. Пожалуй, ославит он тогда Илью трусом. Но и драться за Хольдригу Илье было лень. Беспечно передернул он плечом.

– Разе чтобы с тобою потешиться.

Схватил Иохант из саней крепкий посошок, с заостренным концом – род трости, бродящего по крутым склонам пастуха, и к Илье бросился. Но проворно нырнул тот под оружие поселянина и вот уже отброшено оно далеко в снег, а оба противника скатились вниз – к темным еловым стволам, под низкие мохнатые ветви. Больно ушибся Илья головою о твердые корни, потемнело у него в глазах. Шибко закачались ветви от удара, обдавая Илью морозным духом, прозвенел испугою птичий голосок:

Снова слышу под елью душистою
Тран-де-ре-ляи,
Трель певца, поползня голосистого

«Не одолею – убьёт» подумал Илья. Собрал он все силы и толкнул вниз Иоханта. С полсажени не падал Иохант, да на беду его очутился под ним валун-камень. Силится подняться он с камня и не может – повредилась кость, не ступить ему на больную ногу.