Рассуждения Чаянова основывались на реалиях того времени, в котором он жил и работал. Замена распыленного крестьянского хозяйства предполагала становление форм производства концентрированного как условия организационного овладения процессами сельскохозяйственного производства. Но развитие концентрации мыслилось на основе объективных экономических факторов, но ни в коей мере не на стремлении осуществить «коммунизацию производства», кооперировать все процессы сельскохозяйственного производства в «интегральную» земледельческую артель.

Чаяновский анализ мотивации хозяйственной деятельности различных типов хозяйств, основанное на этом анализе методологическое положение ученого – с экономической точки зрения далеко не все отрасли земледелия подлежат кооперированию, существуют определенные пределы, оставляющее значительный объем деятельности семейному хозяйству, – послужили основанием для следующего утверждения: «Земледельческая артель может быть более совершенным аппаратом по сравнению с индивидуальным крестьянским хозяйством, так как преимущества организации в крупных формах… могут иметь большее количественное выражение, чем преимущества организации в малом размере. Но при сравнении земледельческой артели с крестьянским хозяйством, кооперировавшим на степень крупнейшего хозяйства все те и только те отрасли, в которых это укрупнение более выгодно, это сравнение не может быть в пользу земледельческой артели, так как при равенстве в технической организации процессов… артельное хозяйство уступит частично кооперированному…». Вот почему Чаянов оппонировал утверждению, что со временем все процессы сельскохозяйственного производства будут кооперированы в интегральную земледельческую артель, своего рода земледельческую коммуну. Ведь трудовой коммуне придется организовывать не только крупные отрасли хозяйства, выгодные ей, но и те, в которых мелкое производство технически более совершенно. А это значительно ограничивает ее возможности. Поэтому переход к коммунизации производства с технической точки зрения не мог восприниматься явлением прогрессивным103.

Именно А. В. Чаянов и его школа конструктивно разрешили предмет дискуссии о перспективах земледелия и будущей судьбе крестьянства – давнего спора, истоки которого уходят в Западную Европу ХIХ века. Претензии И. В. Сталина на окончательную точку в данном споре в виде «великого перелома» и победу марксизма являются не более чем политическим вердиктом и приговором в отношении «ученых типа Чаяновых», анафемой в адрес «чаяновщины» и «кондратьевщины» (дополненных впоследствии физическим уничтожением замечательных ученых России).

С приходом к власти партии большевиков в России связана своеобразная модернизация (переход от традиционного общества к современному) на основе марксистских идей [см.: 2; 5; 7; 8; 9; 15—19]. Ее цель и методы реализации олицетворяют новую попытку «штурмующих небо» (как образно К. Маркс выразился о Парижской коммуне). В большевистском понимании грядущего социализма центральное место занимали установки на всеобщую национализацию и обобществление средств производства, огосударствление экономики, централизованное государственное распределение материальных благ.

Теория западных марксистов обрела практическое применение в Советской России. Но имело место существенное отличие: осуществить коммунистическое производство и распределение предстояло в крестьянской стране. В России, в отличие от передовых западноевропейских стран, большинство сельского населения не было наемными рабочими (сельским пролетариатом, по терминологии Ф. Энгельса) – они были мелкими производителями. Суть трансформационного перехода к новому обществу для руководителей большевистской партии оставалась неясной. Примечательно, что сам термин «военный коммунизм» впервые был употреблен В. И. Лениным в апреле 1921 г. (то есть тогда, когда от этой политики большевики отказались).