– А вот мужики из Мухи – просто молодцы! – возбужденно говорил Славик. – Они заранее догадались обпахать село, а потом еще и бульдозером ров прорыли с той стороны, где лес близко к домам подходит. А наши, Леденевские, понадеялись на речку, на естественную водную преграду, как говорит Охотников. А пожар-то возьми и приди совершенно с другой стороны, да еще с таким ураганом, что и Грустинка ему была не преграда.

– Сколько леса пропало, – вздохнул Андрей, – сколько ключей и ручейков теперь пересохнет, и сколько деревьев еще упадет. А нет леса – не будет на берегах и островах Грустинки задерживаться снег. А без снега, Сергеич, промерзнут до грунта нерестилища и погибнут миллионы мальков… И сколько ягод и грибов не увидит тайга, стало быть, птицы и звери останутся без привычного корма и откочуют в другие угодья. Но там-то свои нахлебники у тайги, вот и начнутся болезни, голод…

И опять, как и в первый свой приезд к Андрею, Славик Сергеев поразился его умению мыслить обобщенно, масштабно, учитывая такие факты, о которых Славик и не подозревал. Ну, разве думал он о том, что жизнь мальков зависит от количества снега, а грибы и ягоды каким-то образом связаны с жизнью птиц и зверей. Конечно, он знал, что медведи любят малину, птицы кормятся рябиной и черемухой, но и только. Каких-то выводов, однако же, он из этого сделать не мог. И не потому ли, думал Славик, каждый год так упорно, с обидным постоянством горят дальневосточные леса, что многие люди не знают того, о чем рассказал Андрей.

– И ведь не просто сгорела тайга, – горячо продолжал Андрей, – сгорела среда обитания, а это значит, что здесь жили, развивались, из поколения в поколение совершенствуя свой род, сотни живых существ… Понимаешь? Живых! И вот прошел пожар, сгорели деревья, на их месте появятся вскоре кустарниковые заросли, да кочковатые мари, поросшие кукушкиным льном, козьей ивой, вейником и кипреем… И никому никакой радости от этого не будет: ни птице, ни зверю, ни человеку, а вот для комара и прочей нечисти – сущая благодать…

Когда Славик собрался уходить, было уже около семи часов вечера.

– Ну, зададут мне дома, – весело сказал он, – просили не опаздывать к ужину, а я вот засиделся у тебя. Да и ты, наверное, устал от меня?

– А чего мне уставать, – отмахнулся Андрей, – язык ведь без костей, знай себе – мелет.

– Я к тебе еще забегу, – пообещал Вячеслав. – Как только свои дела сделаю, так и забегу.

– Привет там от меня всему вашему дому, а уж благодарить я потом сам буду.

– Выздоравливай…

– Что же вы, – принимая халат, раздраженно сказала дежурная сестра, – сразу-то не назвались? А Вера Ивановна из-за вас мне нагоняй устроила…

– А вы меня не спрашивали, сразу, что называется, на дверь указали.

– Разве я обязана всех в лицо знать?

– Конечно – нет… А вот быть вежливой – непременно обязаны! Все-таки в больнице работаете… До свидания.

– До свидания, – сдерживаясь, ответила медсестра и, как только дверь за Вячеславом закрылась, в сердцах швырнула халат в угол.

V

I

Непривычно шумно и многолюдно было в этот вечер в доме Сергеевых. Раздвинули – чего давно уже не делали – стол в гостиной, накрыли его большой скатертью с кистями, с замысловатыми рисунками по углам… Скатерть была из китайского шелка, дорогая – давний подарок Сергею Сергеевичу на день рождения. Сколько Вячеслав помнил, пользовались ею только в новогодние праздники, когда приходило много гостей, а в углу нарядно сияла елка. И то, что нынче скатерть была извлечена на свет божий по поводу его приезда – переполняло Славика невольной благодарностью родителям.